Виктор Улин - Умерший рай (двадцать лет спустя)

Каждый студент, имевший руки-ноги и врачебный допуск на физические работы, обязан был за годы учебы хоть раз съездить в стройотряд. Без этого он не проходил систему «ленинского зачета», входившую в учебный план. Кто не ездил в стройотряд, того посылали осенью на месячные сельхозработы. В холод и грязь тоскливых полей Ленобласти, собирать гнилую капусту или осклизлую картошку. Ясное дело, что большинство предпочитало отряд.

Хотя бы потому, что лето обычно отличалось более приятной погодой.

В каждом институте существовало несколько направлений – подшефных зон, куда ездили студенческие отряды. Причем каждый мог выбрать для себя отряд определенного уровня: от местного, в котором не напрягаясь, зарабатывали рублей двести, до дальних, где предстоял действительно тяжелый труд, и откуда бойцы привозили по тысяче.

Я не оговорился, сказав «бойцы»: движение было военизировано, как и все в СССР. Начальник отряда назывался командиром, помощник по идеологической работе – комиссаром. Бойцы имели единую форму, единую систему нашивок «ВССО» – то есть «Всесоюзный студенческий строительный отряд» – единую систему значков, выпускаемых областными штабами. Различными оказывались только эмблемы, которые разрабатывалась самими отрядами согласно названиям и вкусам.

И как ни клеймить сейчас комсомольскую заорганизованность, идеологический гнет, и так далее – но в хороших стройотрядах было действительно неплохо.

Помимо работы, которая всегда четко нормировалась, бойцы развлекались: устраивали конкурсы, вечеринки, танцы.

После первой поездки на следующий год обычно опять хотелось в отряд. Сколачивались небольшие компании, которые по несколько лет ездили вместе в разные стройотряды.

Сейчас все давно умерло. Стройотрядов нет, и даже шабашничать никто не ездит, поскольку сгинуло само сельское строительство.

А жаль. Конечно, гораздо приятнее проводить лето с богатыми родителями в Турции, Испании или даже на Канарах – чем стоять в сыром подвале и ровнять пол под бетонную стяжку.

Но человек в разные периоды жизни имеет разные биологические типы своего социума.

В юности он является колониальнымсуществом – то есть для нормального психологического развития требуется постоянное общение с себе подобными. Причем не так, как это происходит сейчас: на лекциях в городской среде или в похожих на лагерный барак общежитиях у иногородних.

Нужно общение свободное, лишенное постоянной опеки взрослых. Позволяющее дать выход юной энергии и узнать все стороны жизни. Студент должен жить по-студенчески и отрываться на полную катушку, пока это хочется. Потому что потом уже не захочется даже в идеальных условиях.

В Америке, где умные люди давно поняли, чтонужно для нормального взросления, такие условия создаются на протяжении нескольких лет учебы в колледжах.

В СССР студенты могли пожить юношеской семьей хотя бы в стройотрядах.

В нынешней России колледжей американского типа еще нет – и, я уверен, никогда не будет – а стройотрядов уже нет.

Мне очень жаль.

Потому что глядя на них – еще несколько лет назад сидевших передо мной на лекциях целыми сотнями – я с горечью констатирую, что у нынешних молодых россиян практически нет юности.

У них есть вроде бы все, что пожелают душа и тело. Материальная обеспеченность, свобода во всем, возможность заниматься сексом с неутомимостью хорьков и вообще познание всего желаемого – но настоящей студенческойюности у них нет.

А у меня она была.

В годы, которые я описываю, высшей славой являлась слава военная.

Точнее, слава былых подвигов.

Это определялось тем, что стареющий Генсек, питая старчески-младенческую слабость к побрякушкам, увешивал себя наградами. Не довольствуясь повторением старых, придумывал к каждой годовщине военных событий новые медали и памятные знаки.

То было время преклоненияперед ветеранами Отечественной войны. Тогда их оставалось немало. Причем не только из призыва последних военных месяцев. Встречались настоящие воины, участники известных операций. Правда, на парадах их скупые боевыенаграды терялись за блеском новых знаков отличия.

Но тогда это виделось нормальным.

И сколь смешным и даже рабским ни покажется вам сейчас, но мы, невоевавшие, тоже хотели иметь отличия своих заслуг.

Все это отражалось на наших стройотрядовских куртках.

Купленная однажды, сама форма не менялась. Просто нашивались новые эмблемы. Если человек ездил регулярно, то они покрывали рукава куртки до самых обшлагов.

И значки – каждый год боец получал новый значок; рано или поздно им не хватало места на лацканах.

В силу не слишком сильного здоровья и обстоятельств семейного характера я участвовал в стройотрядовском движении всего три раза.

Но тем не менее и моя куртка напоминала иконостас.

Рукава, как и положено, не сгибались от эмблем: на одном шли колонкой одинаковые стандартные трапеции университетского отряда, на другом отмечались мои конкретные.

Эмблемы, нанесенные специальным способом на ткань, заказывались у профессиональных художников, но эскизы разрабатывались каждым отрядом самостоятельно.

Забавно отметить, что кроме считавшейся отрядом общественной приемной комиссии, имевшей утвержденную эмблему в виде здания Двенадцати коллегий Ленинградского университета, две других придумал я сам. Поскольку в отрядах не нашлось иных бойцов, имевших художественные способности.

Особенно выразительной получилась эмблема моего первого отряда: в качестве комсомольского эксперимента он был сдвоенным. То есть объединял под общим названием две самостоятельных единицы, работавших на доделке нового корпуса математико-механического факультета в городке за Старым Петергофом. Отряд именовался «Интеграл» и вполне естественно, что в качестве основного графического элемента я использовал математический символ: двойной интеграл. Для тех, кто математики не знает, поясню, что знак интеграла, родившийся из понятия суммы, представляет собой букву «S», неузнаваемо растянутую по вертикали. Двойной интеграл – это два интеграла рядом. Исполнявший заказ художник, видимо, математики не знал вообще, потому что несмотря на вполне четкий эскиз, он сделал интегралы двумя простыми «S». Оставшимися именно буквами.

Нетрудно догадаться, что едва мы пришили к рукавам новенькие эмблемы, как нас стали аттестовать «эсэсовцами».

Это было смешно.

Только теперь я понимаю, что нам – точнее мне как разработчику – крупно повезло. Прозвище не пошло дальше шутки. А если бы какой-нибудь дотошный партийный проверяющий решил разобраться в причинах фашистской символики советского стройотряда… Мне пришлось бы очень и очень плохо.