Юрий Иванов - Тот, кто придет за тобой

Через сорок минут показались первые лопатинские постройки. Все какое-то полуразрушенное, гнилое. Жалкие деревянные дома за кривыми деревянными заборами под голыми весенними деревьями. Ощущение стыда, тоски и злости на то, что родился в России, а не в Италии.

Проезжая по улицам хорошо знакомого ему Лопатина, Павел увидел трехэтажное здание школы с группой ларьков неподалеку, и попросил Игоря остановиться. Все равно машина сопровождения отстала, и надо было ее подождать.

– Я сейчас. Пойду до ларька сигарет куплю, – выходя из машины, сказал он некурящему Самохину. Тот неопределенно пожал плечами, и Сазонов двинулся к группе ларьков.

Огромные горны римских буккинаторов ревели так, словно стадо слонов одновременно вдруг подняло все свои морщинистые толстые хоботы к небу и заголосило от ужаса. По жилам защитников города Геброн пробежал холодный трепет. Неожиданно появившийся с севера десятый Фретензис легион римлян, прозванный в народе Кровавым, стоял у ворот, развернувшись во всю свою мощь и гордо сверкая сталью доспехов своих беспощадных воинов.

Четкие квадраты манипул, напоминавшие фундаменты недостроенных домов, выросшие стены буро-красных прямоугольных щитов легионеров, частокол длинных копий, штандарты со знаменитыми медными римскими орлами, раскинувшими в разные стороны свои широкие крылья, покачивающиеся в жарком полуденном мареве – все это казалось не совсем реальным населению хрупкого городка, так некстати принявшего у себя остатки разношерстной орды мятежников со своим вождем – фанатиком Агриппой.

Все было когда-то: и надежды на освобождение, и вера в будущее, в возможность построения жизни как-то по другому, по Писанию, по заповедям Божьим.

Рим был занят своими делами и безмолвствовал. Тамошние политические распри – борьба группировок сенаторов за расположение бесноватого императора Нерона – отодвинули дела бесполезной и бесплодной Иудеи на второй план. Прокуратор – трус и недалекий чиновник Гессий Флор, ненавидевший евреев и специально желавший их уничтожения, бросил Иерусалим, оставил там одну когорту и уехал в Кесарию, вместо того, чтобы хотя бы демонстрировать силу легионов бурлящему городу. Сил у него было достаточно. Но он уехал, а забродивший народ захватил город и вырезал оставшиеся римские части и, фактически, изгнал своего царя Ирода – Агриппу.

Весть о восстании ударила по еврейскому народу на всем Востоке. Везде: в Египте, в Сирии, в Греции, в Палестине иудеев начали резать. Даже враждебная Риму Парфия не отставала, хотя там положение и интересы евреев были совершенно другими. Все это вызвало ответные репрессии. Восстали остальные провинции – Галилея, Самария, Идумея. И защелкали жадные челюсти смерти.

Стали создаваться шайки, и началась резня сирийцев в занятых городах – Герасе, Пелле, Филадельфии и других. Они жгли деревни и поселки и убивали всех, кто не был евреем. Бешеные сцены в Иерусалиме заставили других видеть в евреях опасных сумасшедших, больных собак, которые должны были быть уничтожены. И вновь резня – уже в Египте, в Александрии. Там было убито до пятидесяти тысяч евреев. В ответ на это по Палестине опять пронеслись новые и новые убийства греков и сирийцев.

Когда не осталось более чужаков, "новая страна еврейского счастья" стала убивать своих. Вчерашние рабы на короткое время становились хозяевами, затем шли раздоры, "новые хозяева" ссорились и убивали друг друга, порабощая недовольных и превращая их в "новых рабов". В междоусобной борьбе о блаженных и святых пророчествах своих священников и книжников забыли начисто. Во главе стали фанатики и откровенные бандиты – зелоты. А все умеренные и ученые были безжалостно истреблены. Что ж, и эта революция развивалась так же, как шли все революции на свете!

Но тут, как кара небесная, пришло возмездие в виде переброшенных в Палестину новых легионов римлян. Рим, наконец, проснулся и возжелал восстановить порядок у себя на задворках. Империя вспомнила, что она хозяйка этой забытой богами провинции. В Кесарию прибыл Флавий Веспасиан – единственный опытный полководец Рима, оставленный Нероном в живых по причине его плебейского происхождения, косноязычия и спокойного неполитичного характера. Он привез с собой два легиона и стягивал войска с других направлений.

Движение пошло. Веспасиан стал медленно, с севера вытеснять восставших и делал он это одним известным ему путем. Путем полного уничтожения городов и деревень и их непокорного населения. Сначала была раздавлена Галилея, да так, что более не возродилась, потом Самария…Иудейская война, жестокость которой еще войдет в историю народов, началась.

Десятый Фретензис, передислоцированный еще год назад с Парфянского севера, был направлен на юг, в Идумею. Там, деловито и системно, по заведенному испокон веку порядку, он закрепился и, методично выжигая и вешая восставших на свои любимые кресты, двинулся вглубь провинции.

Дым и трупы, кресты и кровь – вот и все, что осталось от химер уверовавшего в свою богоизбранность народа и его веры в скорого принца вселенной через полгода после прихода римского легиона. Юг Палестины был укрощен, и загнанные в ее пыльный угол временщики сегодня горько сожалели о вчерашнем умопомрачении.

Легион стоял у ворот города. Воплощением самой смерти. Его командир послал городу требование о сдаче и выдаче вождей в течение получаса. Требования эти были издевательскими и абсурдными. Городишко был обречен. Сам Веспасиан приказал Гаю до тла сжечь это ненавистное место в назидание другим.

Горожане понимали, что сдачи города быть не может: во-первых, слишком мало для этого времени; во-вторых, в городе был главный вождь идумейцев Агриппа, там были семьи мятежников и их обозы с награбленным добром. Военные патрули зелотов заперли выходы из города, и испуганное немногочисленное местное население не могло принимать никаких решений о сдаче города, и даже не могло помышлять о бегстве. Они оказались заложниками весьма крупного сборного отряда из ожесточенных своими военными неудачами бандитов.

Так, что у местных не оставалось иного выбора, как прятаться либо поддерживать Агриппу до конца. И то и другое было равносильно гибели. По устоявшимся римским порядкам, завоеванные ими города на двадцать четыре часа отдавались на поток и разграбление. После дикого разгула пьяных легионеров, отупевших от крови и убийств, после беспощадного насилия над сломленными горожанами, города надолго впадали в упадок, а некоторые не возрождались вовсе, потому что некому было их возрождать, и некому было их отстраивать.