Александр Петров - Летящий с ангелом

– А что там, в горшочке?

– Печеночка в сметанке. Берите, кушайте.

– А вот это что?

– Зелень в майонезике: лучок, редисочка, укропчик, сельдерей.

– Простите, а соку нет случайно?

– Как нет? Вот вам, деточки, томатный, вишневый. А тут компотик. Кушайте на здоровьице.

Мы с Димой попробовали всего понемножку и поняли, что пора обратно в воду. Иначе мы не поднимемся. Тут нас и оставят «на воздухе». Может, даже навсегда…

Поплескавшись, сели на пустую лавочку. Родители обсуждали что-то политическое. Мои вяло тыкали ложками в то, что поближе. Димины – кушали с невероятным аппетитом, успевая говорить и предлагать новые и новые блюда. Мои казались тощими недоростками на фоне объемных животов напротив.

– Слышь, Андрюх, – прошептал Дима, глядя прямо перед собой на круги, расходящиеся по воде, – мы пойдем другим путем.

– Это каким же?

– Неужели ты не видишь, что это, – кивнул он в сторону пикника, – тупик. Работать, чтобы жрать – скучно. Вся эта политика насчет изобилия – ерунда. Вот он – коммунизм в отдельно взятой семье. Любуйся, пока не стошнит.

– А мы сегодня с Лидией Михайловной ходили по трудным семьям. Там картина другая. – Я рассказал о своих впечатлениях.

– Ну и что? – хмыкнул Дима. – У этих алкашей только и всего, что другая пропорция вина и закуски. Наши скоро заснут от обжорства, а тем еще почудить да подраться надо. По-моему, даже интересней. Нет, это тупик.

– А что не тупик?

– Надо брызнуть по миру мещанства пулеметной очередью наших свежих мозгов!

– Смотри, добрызгаешься, злостный антисоветчик.

– Начхать… Все лучше, чем это. – Он снова кивнул в сторону осоловевших едоков, хмыкнул и громко произнес: – Товарищи отдыхающие, а не пора ли нам в колыбельку? Завтра, между прочим, рабочий день.

Мои родители посмотрели на Диму с большим уважением и благодарно улыбнулись.

Но вот однажды в классе появилась «новенькая». Единственное свободное место имелось за моей партой. Меня словно обдало свежим ветром – это рядом плюхнулась резкая, порывистая девочка, звали ее Валей. Она жила в соседнем дворе, что в торце нашего дома, за дорогой. Странный пустынный двор со странными жителями. Дом из бурого кирпича с черными от тени окнами. Говорили, что двор «держит» большая семья, состоящая сплошь из хулиганов. Так вот Валя оказалась из той семьи Кудриных.

– Ты, видать, отличник? – спросила она, двинув меня локтем.

– Не совсем.

– Помогать мне будешь?

– Посмотрим. А ты откуда перевелась?

– Из соседней школы. Меня оттуда за хулиганку прогнали. А сюда послали, потому что здесь учителя сильные. Понимаешь, мне очень нужно школу закончить. А дальше – в техникум.

– Если очень нужно, то закончишь.

В последующие дни мне поставили несколько «пятерок». На физкультуре физрук объявил, что по программе у нас освоение гимнастических снарядов. Он попросил меня показать несколько упражнений на брусьях и перекладине. На разминке мы неплохо разогрелись, мышцы мои звенели, как струны гитары. Я делал перевороты, крутил «солнце», замирал в стойке на руках, держал уголок – эти обычные упражнения из норматива первого разряда, вызвали у ребят бурю восторгов.

На следующий день Валя искоса смотрела на меня, и все порывалась что-то сказать. На перемене мы со Светой прогуливались во дворе. Нас обогнал сутулый Дима в облаке табачного дыма. Вокруг него прыгал, размахивая руками, Юра, обсуждая проект сборки лазера. Дима у нас в школе числился штатным вундеркиндом. В шестом классе скуки ради он одолел всю школьную программу. Деваться ему было некуда, экстернов не существовало. Теперь он для проформы ходил в школу, отсиживал уроки, учил французский, греческий, латынь и штудировал учебники третьего курса МФТИ – самого умного в стране института. Наши учителя конфликтовать с ним опасались, поэтому закрывали глаза на его длинные растрепанные волосы и курение. Его эрудиция выходила далеко за рамки школьной программы, и еще никому из взрослых не удалось услышать от него «не знаю». Зато некоторые вопросы Димы ставили в тупик даже нашего физика, который, как известно, окончил физмат университета с отличием. Поговаривали, что эти двое вундеркиндов – стар и млад – частенько запирались в лаборатории физкабинета и, попивая разбавленный спирт, в клубах сигаретного дыма планировали переворот в физике.

Я рассказал Свете, как однажды мы с Димой предавались общему увлечению: прослушивали симфоническую коллекцию Бетховена. Потом решили изобразить что-нибудь в том же духе, но еще более мощное. Посидели, сочинили, а потом пригласили к себе Юру и записали на магнитофон нашу джаз-рок-оперу «Ту мор бади» («Слишком много тела»), исполняя на электрогитаре Юры, перевернутом тазике и губах. Пустили запись по рукам, выдав ее за новый хит «Роллинг стоунс», и все поверили. Проворный Юра даже заработал на этом какие-то деньги. Нас же с Димой интересовало только «чистое искусство» и психология массового психоза.

Света слушала меня, кивая невпопад. Солнечный свет, запутавшись в ее золотистых волосах, окружал лицо и плечи сиянием. «Она святая, – думал я, – у нее нимб над головой». Она улыбнулась чему-то своему, взяла меня за руку, как в детстве, и показала на летящего высоко в небе стрижа:

– Смотри, он хочет показать высший пилотаж.

Стриж на секунду замер, закувыркался, сделал мертвую петлю и стал выписывать в воздухе спираль. Потом он спикировал на нас и со свистом пролетел буквально в метре от наших лиц. Я даже успел разглядеть полуоткрытый клюв и задорные черные глазки.

– А вон та собака сейчас на тебя бросится.

Из кустов выскочила взъерошенная псина и, оскалив клыки, зарычала и несколько раз угрожающе скакнула в мою сторону.

– Не волнуйся, Шарик, он мой друг, – сказала Света животному. Собака взвизгнула, будто извиняясь, и скрылась в кустах.

– Как это у тебя получается? – спросил я.

– Сама не знаю. Просто иногда слышу мысли животных и птиц.

– А мои… мои мысли ты слышишь?

– Изредка, – опустила она голову.

– Света! – Я схватил ее за плечи и повернул к себе лицом. – Послушай это.

«Когда же ты откроешься и ответишь на мою любовь?» – завопил я мысленно.

– Пойдем, – отвернулась она. – Сейчас перемена кончится.

– И все-таки? – настаивал я.

– Это от меня не зависит. – Затем таинственно улыбнулась: – Скоро ты узнаешь любовь одной девушки. Очень даже скоро.

С тяжелым сердцем вошел я в душный класс и сел за раскаленную солнцем парту. Валя тихо сидела рядом. В последнее время она вела себя незаметно, я даже перестал обращать на нее внимание. И тут она склонилась к парте и, глядя мне в глаза, спросила:

– Андрей, а что у тебя со Светой?

– Люблю я ее. С пяти лет.