Александр Петров - Неофит в потоке сознания

На следующий вечер к нам в комнату, где мы отдыхали после купаний на пляже, вежливо постучал и не без смущения вошел вчерашний господин в шикарном белом костюме и представился: Анатолий. Он извинился за свое вчерашнее «состояние нестояния» поблагодарил меня за то, что я его водворил в номер и пригласил в ресторан. Пока мы одевались, ехали в белом «мерседесе» S-класса с дюжим молчаливым водителем, Анатолий рассказал, что от него недавно ушла любимая жена, он приехал сюда, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, и поэтому чуть не каждый день с ним случаются неприятности, но чтобы вот так, незнакомый человек проявил сострадание и даже донес его до номера, нет, такого с ним не бывало. Вера прижималась ко мне, гладила предплечье и чуть слышно урчала: вот такой мой Мишенька уникум, я за ним как за каменной стеной… Судя по машине с московскими номерами, одежде, часам и обильному столу в фешенебельном ресторане со светящимся полом – Анатолий на самом деле обладал немалым состоянием. Я вскользь поинтересовался судьбой тех двоих, которые наносили ему телесные повреждения, на что тот сказал, что хоть он их и простил, но парни из его охраны, от которых он вчера так безрассудно сбежал, уже «вычислили ребят и по-своему провели с ними воспитательную беседу». Должно быть та же охрана «вычислила» и наше с Верой местонахождение, куда и доставила шефа для благодарения. И я даже догадывался, каким логическим путем они шли, учитывая, что наша хозяйка взяла у нас паспорта и на время отдыха зарегистрировала в милиции, а вчерашний портье, прежде чем сообщить мне номер комнаты Анатолия, на всякий случай попросил мой паспорт, откуда и сделал в свою книгу краткую выписку.

Уже в Москве, по прошествии двух лет мне довелось случайно встретить Анатолия у входа в один комитет, который ни один солидный предприниматель не может обойти вниманием. Я вышел из хозяйского «линкольна» и разминал затекшие ноги, поглядывая на дверь, из которой должен был выйти Палыч. По лестнице медленно спускался Анатолий, в непривычно тёмном костюме, элегантный и строгий. Я не спешил броситься ему на шею, только искоса взглянул на него и отвел глаза: кто знает, может, человеку не очень-то и приятно встретить свидетеля собственного унижения; но Анатолий увидел меня, всмотрелся, узнал и быстрым шагом подошел.

– Михаил, спаситель мой, здравствуй, – сказал он, протянув крепкую ладонь. – А я сколько раз говорил себе: найди парня, встреться с этим уникальным человеком, ведь это в наше время так штучно!

Мы с ним виделись еще несколько раз, он предлагал работать у него в службе безопасности, приглашал в загородный дом, на ужин в любимый ресторан «Прага», парень он был интересный, у нас оказалось множество общих тем для разговоров, а потом вдруг он исчез; и только на мой счет в банке «упала» очень немалая сумма и пришла телеграмма из Нью-Йорка, в которой сообщалось, что Анатолий решил перебраться в Америку, куда и нас с женой приглашает в гости. Больше мы не виделись и не общались.

…Что-то не получается у меня гладко… Сбиваюсь с одной мысли на другую, прыгаю из раннего времени в позднее и обратно. Вот, скажем, в книгах: писатель перед написанием составляет план, в котором обязательно всё должно происходить по схеме «завязка – кульминация – развязка», потом придумывает героев, которых ведёт согласно разработанному плану от одной кризисной ситуации к другой, но чтобы всё происходило в русле писательской логики и наезженного алгоритма. Увы, в реальной жизни всё происходит вовсе не так планомерно. Не все начатые дела доводятся до конца, люди зачастую ведут себя крайне нелогично и даже спонтанно, подчиняясь импульсам души и желаниям тела, поэтому когда честно описываешь настоящую жизнь – иными словами, занимаешься живописью – не приходится ждать чего-то стройного и схематичного. Впрочем, в нашей жизни всегда существует некий скрытый до поры от глаз вектор движения человека или группы людей, но чаще всего нащупать его и тем более проанализировать возможно только на довольно продолжительном отрезке времени, лет эдак в десять – двадцать – тридцать…

Алексей Иванович всегда вызывал у меня искреннюю симпатию, почему-то постоянно хотелось обнять старика, утешить, сказать ему доброе слово, но он не терпел панибратства, держал всех на дистанции и свои беды и огорчения носил глубоко-глубоко в больном сердце. Вот и сейчас, пролепетав извинения, положенные согласно протоколу, он набычился и скомандовал: «Миша, в овощной!»

С этим овощным магазином так же связаны дни моей жизни. Как-то мы с тестем после похорон, в черных костюмах, усталые и печальные, стояли с картошкой для поминального стола в очереди в кассу и под мерное жужжание кассового аппарата и приглушенные разговоры покупателей я вспоминал – нет, не сегодняшние похороны в крематории с торжественно-официозным погружением дубового ящика с телом в огонь – а похороны моей бабушки: какой красивой лежала в гробу моя старушка, казалось она слегка улыбалась; а как одуряюще пахли свежая земля и луговые цветы, как тихо шептались березы; отец с дядей Лёней приподняли фанерную крышку с кружевными оборками и уже было хотели установить на положенное место – но в это время три шустрые синички сели у изголовья на бортик последнего бабушкиного жилища и весело зацвиркали, а старушка-соседка прошептала: «это за Татьянушкой ангелы прилетели!»

…И тут ко мне подошел и выскочил из-за спины странный человечек азиатского происхождения, ростом мне по грудь, и утащил за локоть в свой кабинет, устланный пестрыми коврами. Это был хозяин магазина по имени Арик. С минуту он расспрашивал меня и, наконец, обойдя по кругу и оглядев мою грузную фигуру, удовлетворенно заурчал и пригласил работать менеджером. Кооператив, в котором я работал до позавчерашнего дня, тогда успешно разорился, зарабатывал я там неплохо, поэтому некоторый запас денег имелся, и я вовсе не торопился найти новую работу, предпочитая месяц-другой отдохнуть на строительстве дачи. Видимо хозяин торговой точки почувствовал мою индифферентность, поэтому энергично кивнул и сладкоголосо объявил, что оклад он мне полагает в размере пятисот долларов (очень немалые деньги по тем временам). После недолгого семейного совета, я согласился и проработал у него три месяца, пока однажды в магазин не пришла теща. Она провела в торговом зале не меньше получаса, скрытно наблюдая за мной и молодыми продавщицами.

В нашей округе это был первый частный магазин, принадлежавший иностранцу. Как ни пытался Арик выдать себя за родного советского азербайджанца, но он оставался чуждым турком из агрессивного блока НАТО. Это на всякий случай выяснил мой армейский друг Борис, который после срочной службы в пограничных войсках продолжил карьеру особиста. Борька со своим приятелем и коллегой из ОБОПа Игорем, накачанным, как мяч для регби, задержали однажды Арика с целью проверки документов, завязали глаза черной лентой, доставили на явочную квартиру и продержали у себя всю ночь. Они устроили ему настоящий допрос, в ходе которого выяснили, что его прислали в первопрестольную с необходимыми документами, немалой суммой денег и фурой отборных овощей для того, чтобы он тут устроился, укоренился и стал официальным представителем крупной турецкой фирмы, торгующей овощами и фруктами. Во всяком случае, киви, манго, авокадо и латук – впервые довелось мне попробовать именно в его магазине. Документы у него оказались в полном порядке, кроме турецкого имелись так же азербайджанский и российский паспорта. Кроме того, он учился бизнесу и менеджменту в Лондоне, свободно говорил на нескольких языках, что внушало к нему особое уважение моих, прямо скажем, слабоучёных приятелей-силовиков. Ко времени ночного допроса у Арика имелась целая сеть овощных магазинов в Москве и области и несокрушимый дипломатический иммунитет.