Михаил Андросов - Вольные упражнения (сборник)

Таня легонько кивнула.

– Ничего страшного. Сергей Тимофеевич говорит, что всё заживает благополучно. Это лишь остаточные явления. Ещё неделя, две – и тебе уже можно будет потихоньку садиться.

Таня молчала.

– Ой, я тут с тобою заболталась, а в коридоре человек ждёт, – спохватилась медсестра и подбежала к двери: – Можно! Заходите, пожалуйста!

Послышались неторопливые шаги, и кто-то здорово ударился о дверной косяк.

– О-ох! – услышала Таня знакомый голос. – Ну и двери тут у вас. Привет, Тань!

Отвернув голову от окна, Таня увидела перед собою Федю Халикова. Он стоял у её кровати в накинутом на плечи белом халате и переминался с ноги на ногу.

Признаться, увидеть здесь своего одноклассника, тем более Халяву, Таня не ожидала совершенно. Она урывками помнила, что её навещал кто-то, вроде бы даже не раз, и вроде бы из школы, и вроде бы даже из школьной администрации, но кто это был, Таня вспомнить не могла. Да и не хотела особенно. Но из девятого «б» к ней не приходил ещё никто.

Однако Таня не произнесла ни слова. Её губы лишь на мгновение дёрнулись в некоем подобии улыбки, которая сразу пропала.

Федя окинул взглядом палату.

– Однако… ты неплохо тут расположилась, – попытался пошутить Халиков. – Когда ещё попадёшь в такие хоромы.

Шутка оказалась не слишком удачной, но своя доля правды в ней была.

Хоть Таня и не придавала этому значения, но она лежала в просторной палате, в которой было всего две койки, причём вторая койка оставалась свободной.

– Вот… это тебе, – Халиков вытащил из кармана маленький букетик ландышей и положил его на кровать рядом с рукой Тани. – Это я специально для тебя нарвал.

Халиков сконфуженно улыбнулся, и Таня увидела, как покраснели кончики его оттопыренных ушей.

Пальцами она нащупала лежащий на простыне букетик ландышей и медленно поднесла его к своему лицу. С жадностью вдохнула аромат майских цветов.

Да, за окнами вовсю бушевал май. Возможно, даже вторая его половина.

– Спа-си-бо, – хриплым голосом прошептала Таня. Это было первое слово, которое она произнесла за последние недели.

Уши Халикова покраснели ещё сильнее. Он опустил глаза в пол.

– А у нас вот… это… экзамены скоро. Учебный год-то заканчивается.

Сколько дней она уже здесь находится? Этот вопрос Таня впервые задала себе за всё время пребывания в больнице. Операционный стол, реанимация, теперь вот эта палата, где она проходила курс терапии и послеоперационного восстановления. Врачи что-то говорили про сроки, но Таня пропускала это мимо ушей.

Теперь же дурманящий запах ландышей пробудил в ней интерес к жизни.

– А как ты себя чувствуешь?

– Врачи… сказали, операция… прошла успешно, – даже язык Таню слушался с трудом. Слова кое-как склеивались в фразы. Голос дрожал. Точнее, это был не голос даже, а полушёпот.

– Здорово! Значит, ты поправляешься?

– Как видишь, – Тане сложно было считать себя поправляющейся, если она лежала прикованной к кровати.

– А у нас, кстати, в школе новости, – решил поменять тему разговора Халиков. – Елена увольняется!

Увидев в глазах Тани немой вопрос, он тотчас продолжил:

– Когда тебя на скорой увезли – это же было настоящее ЧП для школы. Елену потом по несколько раз в день на ковёр вызывали. Директор вместе с Валентиной Николаевной к нам в класс не раз приходил с главным вопросом: «Как вы могли Таню Серебрякову до такого состояния довести?» Я слышал, Елену на партийном собрании прокатили, и притом очень серьёзно. А ещё кто-то в гороно настучал о том, что у нас в классе произошло. В школу какую-то серьёзную проверку собирались прислать. Валентина Николаевна вся в мыле по коридорам носилась, кричала на всех… прикольно даже, – Халиков криво усмехнулся.

– Откуда… ты всё это знаешь? – Таня даже не думала о том, какие последствия в школе могли начаться после того злополучного дня.

Халиков заметно смутился.

– Я подслушал… случайно, – он осёкся на полуслове: в палату вновь вошла медсестра, проверила у Тани капельницу.

– Недолго, пожалуйста, – на ходу бросила она и вновь скрылась в дверях.

– Так вот, Елене пригрозили выговором, – продолжил Халиков. – Она написала заявление об уходе.

– И… ты рад этому?

Халиков пожал плечами:

– Не знаю… Мы к ней привыкли. Пять лет как-никак она классный руководитель у нас. Ребята говорят, что жалко. В любом случае, она обещала закончить с нами этот учебный год, а в сентябре у нас будет другой преподаватель.

– А Панов?

– А что Панов? Панова Шурик Пятиэтажный встретил после школы на следующий день. Он с дружками своими из ПТУ был, а Панов один шёл. В общем, досталось ему не слабо. Драка серьёзная получилась. Он потом дня три в школе не появлялся. А как пришёл, замкнулся, кажись, окончательно. Теперь даже за партой сидит один. Ни с кем в классе не общается. Я боялся, что Шурика в милицию заберут за такую драку. Ничего, обошлось вроде.

Таня вздохнула. Похоже, что затея с плеером и в самом деле оказалась лишней. Спора нет, она хотела раскачать привычный устой в девятом «б», хотела пошатнуть незыблемый авторитет Елены Михайловны, но получилось всё как-то уж очень грубо. Ситуация вышла из-под контроля, и попытка скомпрометировать Панова поломкой плеера выглядела теперь уже совсем нелепо. А что получилось в итоге? Привычный устой в классе нарушен, это факт. Елена Михайловна работает в школе последние дни. Кто теперь станет классным руководителем в следующем учебном году? Как сложатся новые взаимоотношения?

Хотя… к чему эти вопросы. Какой итог получился из всего этого? Алексей Панов и при Тане не особенно контактировал с одноклассниками. Синяки у него заживут, и будет он учиться, как и прежде. Елена Михайловна найдёт себе новую школу, будет руководить другим классом. А вот как сложится её, Танина, судьба? Вот этот вопрос требует долгого осмысления. Хотя, по словам врачей, операция, основной целью которой были стабилизирующие действия, направленные на снятие сдавливания костного мозга обломками позвонков, и ламинэктомия прошли успешно и, что немаловажно своевременно, и шанс встать на ноги у Тани оставался. Но когда это будет? И главное, такие травмы уж точно не проходят бесследно. Следовательно, о большом спорте, да и вообще о спорте придётся забыть раз и навсегда. От этих мыслей Тане становилось не по себе. Она даже не могла представить себя передвигающейся маленькими шажками, опираясь на костыли. Но такой исход, увы, был вполне возможен.

Халиков продолжал оживленно рассказывать о том, какие в этом году им устраивают сложные экзамены, о том, что он ни хрена не знает из тех предметов, которые предстоит сдавать, и что, похоже, в этот раз его оставят-таки на второй год, но Таня его уже почти не слушала.