Наталия Полянская - Каникулы в Риме

– Пострадает.

– Тогда сиди где сидишь.

Протестующего Кирилла переселили на соседний ряд, стало потише, и Макс выключил айпад, чтобы – как там верно сказано? – насладиться чистотой эксперимента.

Ладно, ничего страшного не творится, правильно? Это обычный самолет, только не бизнес-класс, вот и все. Старый, добрый, вожделенный и недоступный нынче бизнес-класс. Так вот что происходит у тебя за спиной, когда ты в мягком просторном кресле, вытянув ноги, наслаждаешься хорошим обедом! Здесь их вытянуть некуда. Колени Макса упирались в спинку переднего сиденья и все норовили расползтись в стороны, поближе к чужим коленям, что беспардонно нарушало правила приличия. Ну ладно Инга, но незнакомая женщина, мать Кирилла, ничем такого близкого знакомства не заслуживала, и неприлично заставлять ее соприкасаться с чужим мужчиной. Макс завозился, сел прямо, вжавшись в спинку сиденья, и немного подумал о «железной деве» и других позитивных приспособлениях для лишения человека жизни и удовольствия. Самолеты «Аэрофлота», например.

Инга просматривала журнал, вытащив его из кармашка на кресле, а Макс смотрел в окно и думал о том, что все это можно было проделать как-то по-другому. Хотя поначалу идея казалась хорошей. Просто отличной она казалась, что уж там.

Две недели назад – кажется, это были две недели? да, верно, – где-то около полуночи, когда кофеварка исторгла из себя еще немного крепкого и черного, как ночь за окнами, кофе, Инга сказала:

– Максим, если ты не хочешь нанимать аналитика, мы его не наймем, вот и все.

Макс поднял голову от бумаг: последние полтора часа царило молчание, прерываемое только благородным бульканьем кофеварки и стуком клавиш, и ни о каком аналитике речи не шло. А Инга, видимо, все время думала.

– И что мы будем делать? Я не знаю этого сегмента рынка. Ты в курсе, как я не люблю лезть в то, чего не знаю.

– У нас два варианта. – Инга, сидевшая за своим столом, куда перебиралась во внеурочные часы, встала и прошлась по кабинету. Макс смотрел, как мелькает стройная нога в боковом разрезе юбки – таком деловом разрезе, который оставляет только изящный намек. – Либо ты забываешь о своей идее, что, как я понимаю, уже невозможно…

– Невозможно, – любезно подтвердил Макс.

– …либо ты изучаешь этот сегмент самостоятельно.

– Инга, – сказал он, снял очки и с силой потер глаза, – я не понимаю, о чем у нас идет разговор. Я хочу вникнуть…

– Я и предлагаю тебе вникнуть, только не в цифры и графики. В них буду вникать я. Тебе нужно знать покупателя, вот и займись.

– Чем? Социологическими опросами?

– Нет, Макс. Сделай то, на чем ты построил компанию. Сидеть со мной и бумажками – это не твой стиль. – Она остановилась напротив, оперлась ладонями о блестящую столешницу. – Твоя задача – увидеть людей, составляющих новый сегмент. Погрузиться в среду полностью.

– Ты предлагаешь мне снять хрущевку и пожить в зассанном котами и подростками подъезде? – осведомился Макс иронически. Это был его единственный, лелеемый, плотно впечатавшийся в память образ обычной жизни низших социальных слоев. Мать формулировала это именно так, а отец молчал многозначительно и одобрял. Зассанный подъезд, в котором Максу сроду не приходилось бывать, иногда являлся ему в кошмарах. Под узкой, почему-то винтовой лестницей жили монстры, пожиравшие припозднившихся жильцов. Хотя Макс прекрасно знал, что ни в одной хрущевке винтовых лестниц нет. Типовая планировка, квартиры от тридцати до семидесяти двух квадратов, кухня не больше шести…

Но Инга, снежная королева, на провокацию не поддалась.

– Нет, лучше. Я предлагаю тебе ассортимент.

Ассортимент, будь она неладна.

Они спорили тогда до половины четвертого утра, и Инга его убедила. Вытурила из офиса, чтобы Макс «переспал с идеей», и оказалась права. Наутро он пришел, велел Инге заняться деталями, только уточнил, что она поедет с ним. В одиночку сражаться с чужим жестоким миром он не собирался… вернее, ему было скучновато делать это в одиночку на сей раз.

Самолет разогнался и взлетел, сразу заложило уши, неподалеку истошно заорал младенец. Младенцы и Макс тоже существовали раньше в раздельных мирах, а теперь вдруг оказались в одном. Слушая непрерывные вопли, немудрено было впасть в уныние. Конопатый Кирилл через проход тоже не дремал, что-то требуя у матери, до сих пор ни разу не повысившей голос. Хоть это радует: орущих женщин в непосредственной близости выносить еще тяжелее, чем младенцев. А, будь оно все… Макс расстегнул пуговицу на воротнике, посмотрел на хронометр: две минуты как взлетели, просто отлично. А кажется, два часа. А лететь, между прочим, три с половиной.

– Расслабься, – посоветовала Инга, не отрываясь от чтения, – все уже случилось. Сейчас принесут поесть, ты выпьешь, подобреешь, и будет не так мрачно.

– Я не хочу расслабляться. Мы едем работать.

– Мы едем и отдыхать тоже. – Инга закрыла журнал и уставилась на Макса своими неправдоподобными голубыми глазищами. – Все, самолет взлетел, парашют никто не даст, Я тебе сознаюсь: я об этом два года мечтала.

– О чем?

– О том, что ты наконец-то выйдешь из офиса и куда-нибудь поедешь, а я смогу это проконтролировать.

– Я летал в прошлом году на Маврикий.

– Я помню. И всю неделю просидел в номере, не выходя из почты и скайпа. Помню, как ты позвонил, официант на заднем плане сервировал стол, и я тебе очень завидовала – а тебе было все равно. Ты сдуешься, Макс. Ты уже почти сдулся. Давай ты не станешь гробить дело своей жизни только потому, что у тебя очередной приступ тотального контроля?

Иногда Инга бывала болезненно откровенной.

– Эй. – Макс пытался развернуться к ней, но тиски пыточного кресла держали намертво. Ремень впился в живот. – Я тебя об этом не просил, ясно?

– Конечно ясно. Меня и не нужно просить, я все сделала сама.

– Уволю, – пригрозил он.

– Увольняй. А пока мы будем играть в шпионов.

Она совсем его не боялась.

Вот это в ней всегда поражало Макса: то, что она его слушалась, но не боялась. Даже когда пришла наниматься на работу… когда же это было? Лет шесть назад? Столько не живут. Так вот, даже тогда Инга его не испугалась, хотя он с порога предложил ей убираться и не тратить его время. Очень уж тогда скверный выдался день.

Она не ушла, и иногда, в мерзкие минуты сентиментальности, Макс благодарил судьбу за это. В остальное, весьма прагматичное, время он просто полагал, что ему как работодателю повезло.

И он слишком хорошо об этом помнил, чтобы переступать черту.

– Ладно, – сказал Макс, откидывая кресло назад и все еще пытаясь устроиться удобнее, – шпионы так шпионы. Хотя у настоящего шпиона нормальный костюм, большой пистолет и «Астон Мартин».