Наталия Полянская - Каникулы в Риме

– Максим Эдуардович, – сказал Инга.

– М-м?

– Нет.

– Что – нет?

– Нет, вы не будете отвечать на письма. И не станете звонить Илье и Рязанову. И заглядывать в Новомалеевку тоже не нужно. Вы переоденетесь, и мы пойдем ужинать.

– Минуточку…

– Нет.

– А, Инга, черт! Это же срочно. Ладно. Дай мне пятнадцать минут.

– Пять.

– Восемь.

– Договор скреплен.

Это была их секретная фраза – окончание спора, примирение, компромисс. За годы совместной работы выработалась лаконичная система, которая позволяла им друг друга понимать. Хорошо, когда есть желание идти навстречу; плохо, когда приходится брать нужное силой. Инге еще ни разу не приходилось переламывать Макса, как и ему – ее. Слишком велика была их взаимная заинтересованность в том, чтобы дело шло к успеху.

Все когда-то случается впервые.

Пока он работал, Инга переоделась в ванной, выбрав льняное платье до колен и босоножки на низком каблуке, заново расчесала волосы и собрала их в хвост. От офисной элегантности не удалось избавиться до конца, но Инга всегда была такая. Она иногда по-доброму завидовала сестре, которая могла носить безумные майки, бесформенные брюки, туфли на невообразимом каблуке, немыслимые дизайнерские платья и выглядеть при этом потрясающе. Холодный северный тип Инги, породой удавшейся в прибалтийскую бабушку, предполагал сдержанные тона и изящные фасоны, и даже в отпуске она не изменяла своей привычке. Этот стиль нравился ей, однако иногда она позволяла себе покупку глубоко сувенирной майки, которая развалится после третьей стирки, но в которой можно щеголять на участке в Савельеве – и никто не осудит.

Если бы Макс ее в таком увидел, он бы свой паркер проглотил.

Босс честно выполнил свою часть договоренности: ровно через восемь минут закрыл ноутбук, открыл чемодан, сменил рубашку на белую футболку и льняной пиджак и сказал, что готов. Инга его не пинала: хорошо хоть, запонки снял. Перед отъездом она составила для Максима специальный список одежды, кое-что Амлинский позволил ей купить, дабы не выделяться среди туристов. То, в чем обычно рассекал Макс, для поездки такого рода не годилось. В Европе все по-другому, а в Москве по одежке судят в первую очередь, и Макс чудесно знал правила игры. В общем-то, только их он и знал в совершенстве, во что одевался весь остальной мир, его не интересовало. Когда он выезжал за границу, то брал с собой одни костюмы, когда ездил по России – другие. Но все это было отменного качества, превосходного дизайна, и эти дорогие вещи никак нельзя было принять за купленные в магазинах среднего класса, никак и никогда. Инга отчетливо видела разницу.

Ей не было смешно ни минуты, когда дело касалось поведения Макса. Может быть, потому, что он не вел себя забавно, не рисовался, не капризничал, на самом-то деле. Макс не походил на ребенка – он был убийственно, по-взрослому серьезен всегда. Его недовольство – раздражение при столкновении с неприятным, его понимание жизни – единственно правильное, и никак иначе. Так полагал он сам и виртуозно убеждал в этом всех окружающих. Даже Ингу едва не убедил.

Хотелось на волю, гулять и есть. Есть даже больше. Инга еще раньше решила, что Макса следует загружать впечатлениями постепенно, и заранее выбрала место, где можно будет посидеть вечером.

Они вышли на улицу, полную чужих запахов и звуков; сигналили машины, ходили люди, и Макс поинтересовался:

– Возьмем такси?

– Нет, пройдемся так. Здесь совсем недалеко до площади Республики, а там есть ресторан, который тебе понравится.

– Хм. – Он не стал спорить, подставил локоть, и Инга положила свою ладонь на его руку.

Они неторопливо пошли в указанном ею направлении – обычная пара, которых кругом пруд пруди. Вечерний Рим пах щемяще и уже знакомо: остывающей брусчаткой, готовящейся едой, пылью. Район вокруг Термини заполняли в основном здания, переделанные под отели, и Макс заинтересовался вдруг, рассматривал фасады, приостанавливался, заглядывая в лобби. Инга его не торопила. Он художник, пускай своеобразный, но художник – она и рассчитывала, что боссу станет интересно.

– Cognosce stilum curiae romanae [3] Узнаю стиль римского двора (лат.). , – сказал наконец Макс. Иногда он говорил фразы на языках, которых Инга не знала, и наотрез отказывался переводить. – Помнишь особняк в Синей Роще? Вход был похоже сделан.

– Зато внутри – оскорбление всем римлянам, я полагаю. У хозяйки отсутствовало чувство меры.

– Римляне, к счастью, этого не видели… Хм. Прекрасный барельеф.

Максим отмечал детали, фиксировал их, как сыщик из мультфильма про Бременских музыкантов, – а нюх как у собаки, а глаз как у орла! Инге временами казалось, что у Макса действительно фотоаппараты в зрачках. Он прекрасно запоминал все, что касалось архитектуры, мог через несколько лет с точностью описать, какой дом видел однажды мельком у черта на куличках. Инга не сомневалась, что барельефы, фонари в кованых намордниках и арка над дверью в стиле ар-нуво, внезапно тут увиденная, тоже окажутся в бездонной копилке знаний и когда-нибудь пригодятся. Не ему, так кому-то еще. Например, проектировочному отделу, который в их компании давал будущим владельцам домов и квартир консультации по внутренней и внешней отделке.

Неторопливо дошли до площади Республики, аккуратно обойдя участок тротуара, где шло строительство (реставрировали старинный дом), и Инга потянула Макса налево.

– Здесь.

– Вот в этом отеле мы должны были жить, – сказал он с некоторой грустью, но уже без раздражения.

Здание плавно изгибалось, радуя глаз великолепной арочной аркадой; на той стороне площади подсвеченные древние стены и купол базилики, построенной на месте античных терм, словно открывали окно в другой мир, куда сегодня еще можно не заглядывать, но завтра – обязательно. Или послезавтра, как сложится. Инга не стала тянуть туда Макса, а повернула в отель, где и располагался уютный и просторный винный бар.

В баре было тихо, играла приятная музыка – кажется, что-то из американских хитов семидесятых. Официант провел Ингу и Макса к столику, стоявшему между двумя отделанными деревом колоннами, принес меню в солидной, хорошо пахнущей кожей обложке. Скатерти накрахмаленно хрустели, приборы были так чисты, словно их тут обронили ангелы. Макс едва заметно улыбался, выбирая блюда, заказал бутылку вина, ассорти закусок. Жизнь для него явно налаживалась.

Базилика Санта-Мария-Дельи-Анджели-э-Деи-Мартири – действующая церковь, возведенная на руинах терм Диоклетиана, посвященная Богородице, ангелам и мученикам в Риме. Украшена античными колоннами и орнаментами. Часы работы: понедельник – суббота 7.00—18.30, воскресенье 7.00—19.30. Вход свободный.