Адмир J.K. - Avantage или пляска оптимизма

– Ты молодец!

– Грета Гарбо? – иронично спросила она.

– Нет. Ты просто Одри Хепберн! – Жуков был вне себя от счастья.

– Мне кажется Гарбо все же талантливей, – между делом возразила Виктория.

– Пусть так! – запальчиво продолжал нахваливать ее Жуков.

Виктория усмехнулась устало и, вспомнив свою роль, снова жалобно застонала, якобы от боли. – Отвали! – закончила она разговор.

– Мой брат! – пояснила она Урбано, глядя в зеркало. – Я ему рассказала, что какой-то болван сбил меня и везет в больницу. Брат в ярости! – почему-то ей легко говорилось на испанском. Урбано усмехнулся. Наверно, он думал, как тот будет удивлен, узнав, кто был за рулем.

– Rusa [5] Русская? (исп.) ? – спросил он.

– Руса, руса! Кем же мне еще быть! – проворчала Виктория, хватаясь за левую ногу, но потом, вспомнив, что вначале хваталась за правую, быстро переложила руку.

В больнице ей сделали рентген, и, убедившись, что это обычный ушиб, положили по просьбе Урбано в специальную палату для иностранцев. О своей страховке Виктория ничего не сказала, да врачи ее об этом и не спрашивали. Видимо, Урбано обо всем договорился. Однако у Виктории время от времени кружилась голова и правая нога на самом деле побаливала. Она и сама не понимала откуда появилась эта боль – то ли она вначале ее не почувствовала, то ли на самом деле заставила себя поверить. Как бы там ни было, нога болела.

Он зашел к ней и сел в кресло, стоявшее рядом с кроватью.

– Извини, что так вышло, – сердечно произнес он. Виктории показалось, что сказано это искренне, по крайней мере, медленно, не съедая окончания, как обычно делают испанцы, быстро выговаривая слова. Взгляд Урбано скользнул по ней, и ей стало неловко и одновременно смешно.

– Ок, не бери в голову, – повеселела она и, вспомнив Жукова, быстро спрятала улыбку за серьезным взглядом: – В общем, мы оба отделались легко, ты не убил меня, и это главное. Сколько мне тут лежать? – строго спросила она.

– Пока боль не пройдет, – ответил он. – Может, пару дней. Но ты, пожалуйста, не торопись. А сейчас мне пора, я позже еще загляну, – сказал Урбано. – Здесь тебе дадут все, что ты попросишь.

Виктория прикусила губу, узнав, что он так скоро уходит. Но Жуков не был бы Жуковым, если бы запыхавшийся, с горящими щеками не ворвался в палату именно в этот момент. То ли ему пришлось сделать специальный кросс вокруг больницы, прежде чем зайти или он бежал от стадиона, но вид у него был такой, будто он бросил все дела и приехал с другого конца города, как только узнал, что случилось с «сестрой».

– Ты в порядке? – обратился он к Виктории, и резко повернулся к футболисту:

– Это вы столкнулись с ней?

– Да, я, – кивнул тот, глядя, как Жуков обнимал сестру, показывая, как горячо любит ее.

– Мой брат, – пояснила Виктория Урбано. – Познакомьтесь.

– Урбано, – подал руку футболист.

– Глеб, – Глеб нехотя протянул свою.

– Он собирается уйти, – поспешно сказала Виктория.

– Вы извините, мне пора, – произнес Урбано. – Если что понадобится, вы можете обращаться к администрации. Я позже позвоню или забегу.

– Вы уверены, что моя сестра получит соответствующее лечение? Или мне позвонить адвокату? – спросил Глеб, на что Урбано снисходительно улыбнувшись, вынул визитку своего футбольного клуба и на задней стороне написал номер телефона.

– Вот мой телефон, я думаю, если возникнут сложности, а их, я уверен, не будет, можете позвонить, – сказал Урбано и подал визитку.

Глеб, глядя на визитку, изобразил на лице удивление и громко произнес:

– Черт возьми, «Реал Мадрид»?

– Да, – улыбнулся Урбано и подумал, – Наконец-то эти иностранцы поймут, с кем имеют дело.

Однако ни вечером, ни утром он не пришел, но в день выписки в палату занесли большую корзину цветов с запиской от футболиста, в которой он еще раз извинялся за случившееся и выражал надежду на скорое выздоровление.

Родители Виктории познакомились еще студентами, приметив друг друга на танцах, которые были тогда одним из главных развлечений молодежи. Это были времена, когда Солженицына выслали из СССР после выхода на западе его книги «Архипелаг ГУЛАГ». На дворе стоял «развитой социализм» – комплексный обед в студенческой столовой стоил 70 копеек, а кружка (или пол литровая банка) пива 20 копеек. Все учились, работали, чувствовали себя социально защищенными за железным занавесом, отгородившим по решению коммунистической партии огромную страну и ее граждан от «тлетворного влияния запада».

Еще в студенческие годы родители начали подрабатывать. Мама – репетитором, готовя абитуриентов к экзаменам. Отец нашел несложную, но интересную работу лаборанта на полставки в одном из многочисленных тогда научно-исследовательских институтов.

Их отношения развивались стремительно во взаимной любви и уважении. Вскоре состоялась веселая студенческая свадьба. Все друзья и знакомые с удовольствием отмечали, что глаза новобрачных светятся счастьем. Было ясно, что каждый нашел единственного и самого дорогого человека. Глядя на них можно было бы с полным основанием сказать – этот брак совершен на небесах, если бы не всеобщий атеизм того времени.

После окончания института отец служил военным врачом в ВВС на Украине. Мама посвятила себя преподаванию экономики и финансов в университете. Их жизнь текла спокойно, с уверенностью в будущем. Если бы сегодня кто-нибудь решил спросить об их чувствах, предсказать ответ можно было с полной уверенностью – они счастливы.

Когда они отметили жемчужную свадьбу, тридцатилетие своего союза, никогда ранее не думавшая об отношениях родителей, Виктория вдруг осознала их масштабность. Впервые ей пришла мысль о совершенстве этого брака. И ответ на вопрос, в чем секрет их счастья, был прост – во взаимопонимании.

Но разве одним словом можно рассказать о непростом постоянном душевном труде, ежедневном, никогда не ослабевающем желании полностью посвятить себя друг другу, рука об руку преодолевать все трудности и вместе исполнять взятые на себя обязательства?

Несмотря на внешнее благополучие, им не раз приходилось преодолевать сложности, так свойственные времени и обстоятельствам. Они научились совместно разрешать кризисные ситуации, в которых успешно смогли избежать даже намека, даже подспудной мысли о возможности разрыва отношений. Наоборот, трудности еще больше сближали их. Ни разу не пришлось им усомниться в своем выборе, а крамольная мысль, что любовь ушла, не приходила в голову.

Это был практически идеальный брак. Безусловно, иногда они ссорились, но после коротких размолвок следовало примирение. И это еще больше укрепляло их в мысли, что они созданы друг для друга.