Зоя Кураре - Человек Точка

– А деньги?

– Деньги! За свои бабки газеты покупай. Нагадила, теперь вытирай.

Жанна решила поставить взорвавшегося олигарха на место, но Чертков резко прервал разговор. У Громовик тряслись руки, словно ее молнией ударило. Она убежала в туалет, открыла кран с холодной водой, подставила ладони, затем стала умывать лицо, черная тушь капала с лица, губная помада размазалась по щекам. Жанна посмотрела на себя в зеркало. Ужас! Она понимала, что виновата, но так грубо с ней еще никто не разговаривал, даже бывший муж, с которым они скандально расстались. Женский туалет не то место, где можно спрятаться от мира и суеты надолго.

– Жанна, выходи, я писать хочу, сейчас умру, – стучала в дверь санузла Таня Большая и пританцовывала, как на раскаленных углях.

Ничего не поделаешь, Громовик открыла дверь и вышла из укрытия.

– Ого! Кто-то умер? – поинтересовалась Таня.

– Да, умерла пиарщица, работающая в фонде «Родня Задорожья», я возвращаюсь на телевидение, хорошо, что не успела уволиться.

– Черт материл?

– Я с чертями не работаю, – Жанна уступила территорию санузла Тане Большой и пошла собирать вещи.

С рабочего стола Жанна забрала любимую подставку для ручек, две кассеты, принадлежащие ей, блокнот, керамическую чашку с цветочками, вот собственно и все имущество простой задорожской пиарщицы, поместившееся в сумке. Дамская сумка, в которой кроме кошелька и ключей от квартиры больше ничего никогда не лежало, раздулась, как лягушка, надутая соломинкой через задний проход. Символично, подумала Жанна и решила сделать звонок человеку, который втянул ее в это неблагородное дело – благотворительностью заниматься. На удивление, изворотливый абонент ответил быстро.

– Жанна, как я рад тебя слышать!!!– расшаркивался Зюскинд.

– Значит так, друг мой, Веня! Я ухожу из фонда. Решение принято. Я с Чертковым работать не могу.

– Что случилось?

– Он обозвал меня порченой курицей из супермаркета! Ему не понравилась фотография в бывшей муниципальной газете. Я пыталась убрать фото, но не смогла.

– Боже, какая ерунда! Меня Чертков на штуку оштрафовал. И я не плачу. Жанна, не дури. Ты прекрасно отработала, я промониторил сюжеты на местных телевизионных каналах – супер. С одной газетой осечка вышла. Ерунда!

– Послушай, Веник, я не привыкла, чтобы со мной в таком тоне разговаривали, как будто я действительно просроченный товар в супермаркете. Я себя уважаю…

Разговор длился долго, Зюскинд уговаривал, аргументировал, но Жанна стояла на своем. Помощник Черткова в первый раз почувствовал, что Жанна не командный человек. Она имеет собственное мнение, болезненно реагирует на критику шефа. У них, в корпорации «Родненькая» принято, что шеф всегда прав, а если не прав – подчиненный утерся и пошел дальше эффективно работать. «Человек – это функция, а не эмоции и мысли», – любит вслух повторять босс. Зюскинд резко поставил точку в разговоре с Жанной Громовик и безотлагательно позвонил Черткову.

– Александр Евгеньевич, Жанна уходит, она заявила мне, что не работает больше в фонде.

– И ты мне звонишь по таким пустякам?

– Я понял, отпускаем, – расслабился преждевременно Зюскинд.

– Я ее не отпускал, у нас корпорация, а не богадельня. Делай что хочешь, но чтобы Громовик работала на меня. Она многое знает, точнее догадывается. Если мы ее отпустим, эта сука будет работать на наших врагов. Делай что хочешь. Точка! – связь прервалась. В трубке послышались ноющие, словно при зубной боли, телефонные гудки.

Слово «точка» означало для помощника, что приказ озвучен и обжалованию не подлежит. Зюскинд занервничал. Жанну он знал со студенческой скамьи, характер у Громовик под стать фамилии, если ее вывести из равновесия, она начинает метать молнии. А Чертков своими мудрыми наставлениями из нее удачно молнии высекал. Шеф привык к безоговорочному подчинению, но только не с Жанной. «Тяжелый случай», – подумал Зюскинд.

Вениамин заварил себе крепкий кофе, настолько крепкий, что после первого глотка встрепенулся, как петух на жердочке. Он открыл окно в своем рабочем кабинете, отвратительный воздух Задорожья повеял продуктами промышленной жизнедеятельности крупных заводов. «Фу, дышать нечем!»…

Окно Зюскинд закрыл, но от закрытого пространства ему стало только хуже. В курятнике непорядок, одной курице предстоит поставить мозги на место, чтобы яйца золотые несла, а не акции протеста устраивала хозяину. Веник наматывал круги в кабинете. Какое у Жанны слабое место? Он скрупулезно перебирал в голове всю информацию, которой обладал о пиарщице и пришел к неутешительному выводу: ребенок – единственное и надежное средство для шантажа.

Зюскинд позвонил Марго, кратко изложил, в чем суть проблемы, сослался на Александра Евгеньевича. Марго в Приморске скучала, ее отстранили от крупных дел корпорации, за глаза «родненькие» называли ее старушкой, и наконец-то вспомнили. Спасибо! Несомненно, она справится с поставленной задачей, получит премию и полетит в Париж, в город молодости и любви. Как давно она не гуляла узкими улицами Парижа. А какие там пекут круассаны, из слоеного теста! Ух, пальчики оближешь.

– Маргарита Григорьевна, вы меня слышите? – в третий раз вопрошал Зюскинд, понимая, что старушка думает о своем, стародевичьем.

– Да не надо так кричать, я не глухая, – ответила Марго, возвращаясь в реальность.

Она посмотрела на Машку, копошившуюся в грязном песке на берегу Азовского моря, и не сдержалась, мастерски исполнив свою роль заботливой Фрекен Бок:

– Сколько раз повторять, руки должны быть чистыми, – Зюскинд воспринял эту фразу на свой счет. «Неужели Марго отказывается выполнить задание», – подумал он.

– Маргарита Григорьевна, что вы имеете в виду, когда говорите о чистых руках, вы не хотите выполнять задание Александра Евгеньевича?

– Остынь, я воспитываю ребенка, который роется в грязи, а вы, Вениамин, не ребенок. Веня, успокойся, я знаю что делать. Жанна будет работать на корпорацию «Родненькая». Это я тебе обещаю!

Ребенок услышал родное имя Жанна, подбежал к Маргарите Григорьевне и, хлопая большими ресницами, спросил:

– Это мамочка звонит?

– Нет, деточка, это мне звонят по работе. Иди, золотце, играй, только не бери руки в рот, песок грязный.

Когда Марго уверенно ответила помощнику Черткова, что Жанна Громовик будет работать на корпорацию, у Зюскинда от сердца отлегло. Он знал о жестоком нраве старушки, но думать не хотел о методах воздействия на Жанну. Главное поразить цель, сломить непокорный дух пиарщицы.

Солнце вошло в зенит, оно палило нещадно. Море прогрелось, дети плескались на берегу, визжали, брызгались водой. Маргарита Григорьевна почувствовала, как кожа на ее лице пересохла от солнца, и неприятно стягивает улыбку. А улыбаться широко, искренне придется, необходимо Машку вытянуть из лягушатника.