Анастасия Черкасова - Человек с картинки (сборник)

Что творилось в ее душе? Боль, гнев, грусть, презрение? Или все-таки рада была она меня видеть? Да как я мог это понять, если не мог разобрать даже того, что творилось в моей собственной душе.

– Как живешь? – спросил я Сашу и сам испугался звука своего голоса.

– У меня все прекрасно, – искренне ответила она, – А ты как?

– Хорошо.

Сколько мыслей моих рвалось сейчас наружу, сколько чувств переполняло мою непутевую душу! Я не могу без нее жить. Я дурак, я виноват, она злится на меня, и она права, права… Я, я… В голове все путалось и плыло. Я столько мечтал об этой встрече, столько раз видел в своих снах, а встретив, спрашиваю всего лишь: «Как жизнь?». Я ненормальный. Как жизнь… Все не то, все не то… Не это нужно… Нужно…

– Я люблю тебя.

– Что? – Саша удивилась еще больше. Было видно, что такого ответа она уж никак не ожидала.

– Я люблю тебя, – повторил я, – Люблю! Я ждал тебя. Я искал тебя. Я люблю, люблю тебя, Саша!

– Тш-ш… – она ласково перебила меня, – Болик, ты что? Мне тоже приятно тебя увидеть, но… Что ты?

Я молчал, повесив голову.

Она смотрела обеспокоено:

– Да что с тобой?

– Ничего, – ответил я, – Извини. Я хотел сказать… Извини за все. Иди. Тебя, наверное, ждут.

Ее не могут не ждать… Как не могут не любить.

Она взглянула на часы на хрупком изящном запястье:

– И в самом деле, пора. Алеша уже заждался. Как это мило – повидать тебя, – она улыбнулась чуть теплее, – Всего хорошего!

– Пока.

Сверкнув глазами, Саша скрылась в подъезде. Но не так, и не в том, и все было по-другому.

Я не знал, как жить. Все теперь было кончено. Впрочем, можно ли было ожидать, что все будет иначе? Я просто не хотел в это поверить. Я не хотел с этим смириться.

Я совсем забросил работу. Я расстался с приехавшей от бабушки Людой. Она плакала и не могла понять, что же случилось за то время, что ее не было в городе. Я не мог найти вразумительного объяснения. Я понимал, что так нельзя, что так не делается – быть вместе четыре года, чтобы потом вот так… Но я не мог по-другому. У меня просто не было ни на что сил.

Всхлипывая, Люда собрала вещи и ушла, а я остался один в полутемной квартире. Я постоянно курил и спал, а все остальное время находился в какой-то прострации. Я даже не мог ни о чем думать. Я слишком устал.

Бог знает, сколько времени я так провел – дни ли, недели? Я не мог сказать.

Изо дня в день я лежал на постели, безвольно свесив с нее руку – и молчал, и не было ни мыслей, ни воспоминаний, ни грез – и смотрел прямо перед собой. Сил шевелиться у меня не было. Пока однажды какая-то сила не подняла меня с кровати, и я вскочил, и, быстро схватив в охапку свою куртку, рванул к машине, и целенаправленно поехал к ней, механическими, бездушными движениями управляя машиной.

Бросив автомобиль, я распахнул убогенькую дверь затхлого подъезда, резко вбежал внутрь и нерешительно остановился на лестнице.

– Молодой человек, вы к кому? – я поднял глаза на лестничную клетку и увидел пожилую женщину с авоськами, которая копошилась перед дверью квартиры. Она смотрела на меня чуть испуганно.

– Я к Саше, – вежливо ответил я, – Могу я ее увидеть?

– К Шурочке? – взгляд ее потеплел при упоминании о ней, – Так ведь они же уехали.

– Куда? – я встрепенулся, – Когда?

– Да еще недели две назад. В Москву переехали.

– Зачем? – я не мог поверить услышанному, – Не может быть. Это какая-то ошибка! Зачем ей Москва?

– Вот именно, – недовольно проворчала бабуля, – Что Москва? Москва, Москва… Столица… Посбегали в столицу. А разве Петербург хуже?

– Не может быть! – я был в отчаянии.

– Да точно уехали, говорю тебе, – пожилая женщина разговорилась, – Шурочке вздумалось в Москве учиться, ну они с Алешей и убежали, он же для нее все сделает, всегда уступит. Парень-то хороший…

– Спасибо, – резко развернувшись, я побежал обратно к машине. Я уже знал, что делать. Забежав в первый попавшийся ларек, я купил какую-то шоколадную плиточку и поспешил вылавливать Мишку.

В скором времени я уже сидел в машине и курил, разглаживая на коленке смятую бумажку с адресом. Когда-то и она тоже… вот так… Дала мне листок с телефоном… И… выпрыгнула из моей машины…

Перед глазами все совсем закружилось. В горле пересохло. Одно я знал наверняка – я скоро ее увижу.

На землю падали багровые листья. Неужели в Москве их пряный цвет краше? Я прибегу к ней, я прилечу к ней из Питера, я найду ее и там, и буду кричать, и паду перед ней на колени, и обхвачу руками ее хрупкие ножки, и буду просить, буду отчаянно молить… И я буду просить ее мужа, парня с добродушной улыбкой, чтоб он отдал ее мне, вернул, ведь она моя, моя!

Саша! Ты слышишь, я люблю тебя!

Светлые глаза юного ангела насмешливо улыбались.

С ветки сорвался еще один багровый лист.

Опавшие листья лежали на земле. Некоторые еще держались на деревьях, но были уже совсем слабыми, и им хватило бы малейшего дуновения, чтобы упасть наземь, но ветра не было, а потому парк казался безмолвным, неестественно недвижным, почти безжизненным, но оттого еще более прекрасным, похожим на неизменный фотографический снимок, которого никогда не коснется ничто мерзкое, и никто не сможет его обезобразить.

Девушка остановилась, пораженная красотой, не могла не остановиться, поскольку невозможно было не восхититься до ошеломления этой прелестью божественного поцелуя, которым наградила природа это место – хотя она так старалась не обращать внимания на то, как здесь все прекрасно. Она старалась, но у нее не получалось и, начав любоваться природой, которая в этом месте словно была какая-то другая, пропитанная какой-то особой сакральностью, уже не могла остановиться. Два года она избегала ходить этой дорогой, но сегодня у нее не было выбора, обстоятельства вынудили ее поступить именно так – или она сама решила, что это случилось. Этот путь был самым коротким из тех, что шел к ее дому, а на улице было безумно холодно, отчего она так замерзла, что ей хотелось только одного – тепла, до такой степени, что ее не волновали какие-то давние воспоминания, и всем предрассудкам давно пора было уже положить конец. Но это только на первый взгляд. Теперь же она стояла, не в силах отвести глаз от знакомой полянки, и беспокоившее ее ощущение холода куда-то исчезло, потонув, растаяв в ее горячем жизненном сердце, сменившись тянущей печалью, сожалением о том, что все так получилось, постепенно перетекающим в знакомую тоску.

Девушка стояла и смотрела. Два года она не ходила этой тропой, а здесь ничего не изменилось. Сердце наполнилось каким-то смутным ожиданием. Парк молчал. Мир замер.

Она посмотрела на узкую, чуть заметную тропинку, скрывающуюся в кустах, окрашенных осенними красками, и ей казалось, что еще мгновенье – и оттуда появится молодой человек.