Владимир Весенний - Реликвия Викингов

– Вам бы еще пятно на темени и росточка сантиметров пятнадцать добавить – могли бы на митингах за «Горбатого» речи толкать. Очень складно получается, – похвалил Веня директора.

– Ладно, иди, пой, – ответил Битков. – Тамаре привет от меня.

На урок сольфеджио Венедикт опоздал. Елена Валерьевна, не переставая вести занятия, полувсерьёз строго сдвинула брови. Веня занял место за последним столом и раскрыл нотную тетрадь. Взрослые «дяди» и «тети» старательно записывали за преподавателем. Был здесь и Рафаил Данилович, и «тракторист» Иван Тимофеевич, и обладавшая плохо поставленным меццо-сопрано Маша Дурлештян – бабушка двух взрослых внуков, один из которых заезжал за ней по окончании занятий на белой «копейке». В свои неполные семьдесят лет бабушка Маша боялась темноты и насильников, которыми с упоением и красноречиво пугала обывателей «окрылённая гласностью» пресса. В сторонке сидел Евсеев, ссутулившись над тетрадью. Он обернулся к Скутельнику и шепнул: «Дело есть».

Темой занятий были диезы, бемоли и бекары, а также ключевые и не ключевые знаки альтерации. Венедикт легко усваивал несложный материал. Опыт конспектирования в институте здесь давал ему время понаблюдать за «учащимися». Большинству из них учение давалось непросто. Напряженные лица, усердное сопение над тетрадками. Зачем они себя мучают? Венедикт поймал себя на мысли, что, возможно, зря теряет время, и что вполне вероятно выглядит в общей массе так же нелепо, как все здесь присутствующие. Интересно, подумал он, можно ли назвать нелепостью стремление воплотить в жизнь мечту, пусть и не всей жизни.

По окончании урока Елена Валерьевна предложила Венедикту позаниматься дополнительно, чтобы нагнать пропущенный с начала года материал.

– Мы можем сделать это у меня дома, – сказала она. Ее ноздри хищно раздувались.

На выручку пришел завхоз Евсеев.

– Нам пора на хор, – сказал он, увлекая за собой Скутельника. Елена Валерьевна недовольно фыркнула.

В концертном зале они уселись на стулья во втором ряду, отведенные для баритонов.

– Намечается поездка в Румынию по обмену культурными связями, – сообщил Евсеев. – Берут сотрудников Дома работников просвещения и членов их семей. Культурный обмен это так – прикрытие. Народ повезут торговать барахлом на рынке.

– У меня нет загранпаспорта.

– Он и не нужен. Граждане с молдавской пропиской пропускаются румынской таможней беспрепятственно. Мы же вроде как братские народы. Делаем первые шаги к объединению.

– Мне везти нечего, и торговать я не умею, – возразил Венедикт.

– Торговать много ума не надо, стой себе за прилавком. Румыны сами к тебе подойдут и все, что им надо, купят. У них там голяк. С товарами народного потребления большие проблемы. Вот и поможем братскому народу. Насчет товара не беспокойся – в ход идут хлопчатобумажные изделия: носки, трусы, майки, ситцевые халаты, ношеные вещи, в общем, все, что под руку подвернется. Дома есть какая-нибудь старая техника? Ну, там, швейная машинка – наследство от прабабушки или дедовские кальсоны – подарок Будённого?

– Есть стиральная машинка со сломанной центрифугой.

– Центрифугу отремонтируем.

– Пробовали – не получается.

– Юрик, наш спортсмен-гитарист, отремонтирует – будь спок, – Евсеев похлопал товарища по коленке. – Золотые руки. В прошлом месяце поругался он с нашей директрисой Натальей Игоревной. Она под кладовку отобрала у Юры коморку, где он с учениками занимался. Пришлось ему с баянистами ютиться в одном помещении. Обиделся Юра, затаился. И вот спустя некоторое время в кабинете директрисы гаснет свет. Электрика с собаками не сыскать, где-то запил, а свет сейчас нужен. Делать нечего – позвали Юру, знают – он умеет. Так он им так отремонтировал – залюбуешься! Дверь открывается – свет горит. Закрывается – гаснет. Нормально, да? Только работать Наталье Игоревне пришлось с открытой дверью. Совещания, переговоры – значительное неудобство. Зовут Юру, а он на «больничный» сел. Зовут электрика. Тот крутил, мутил – ничего поделать не смог. Специалистов со стороны вызывали. Хоть убей: открываешь дверь – горит, закрываешь – гаснет. Едва ли не всю проводку повыдергивали. Не могут понять, как Юра это сделал. Наталья Игоревна в сердцах увольнением грозила. Юра отвечает – увольняйте, что я себе работу не найду. Упрямый – чёрт. А свет не горит как надо. Директриса баба не злобливая, остыла, потолковала с Юрой по-хорошему. Вернула комнатку. Теперь у неё освещение в норме. Такие дела! Для братьев-румын мы и трусов с носками навезем, и центрифуги отремонтируем.

С появлением Тамары Петровны разговоры прекратились. Шею завуча украшали чешская бижутерия – бусы из красных пластмассовых шаров. Мелкими шажками в красных туфлях она вышла на дирижерское место и встала у пюпитра перед раскрытыми нотами. Из-под тонального крема и густого слоя пудры на её ухоженном лице пробивался легкий румянец. Глаза лучились радостью, подбородок с ямочкой приподнят. Она обвела присутствующих взглядом и торжественно произнесла:

– Приветствую вас!

Веня почувствовал, как у него краснеют уши, а следом и лицо, потому что, здороваясь, Тамара Петровна задержала взгляд на нем, и он не сомневался, что приветствие адресовано ему в первую очередь. Покраснел Веня не от смущения, как с удовлетворением отметила многоопытная шахматистка, а от удовольствия. Мысль о том, что его принимают за юнца, млеющего от одного женского взгляда, забавляла Скутельника. Он презирал зрелых дамочек, берущихся из скуки играть роль Джульетты, не имея актерского дарования. Но еще больше Венедикта возмущал эгоизм экзальтированных особ, страстно жаждущих получать чувственные удовольствия, ничего не давая взамен. Хочешь получать – умей отдавать. Лень? Мастурбируй с фал-имитатором в ванной комнате или донимай в постели злобными придирками сонного мужа.

От мимолетных размышлений на вечную тему любви Скутельника отвлек оклик завуча:

– Венедикт, вернитесь к нам, мы вас потеряли.

Начинающий хорист уставился в ноты Евсеева.

– Вы можете пока не петь, – предложила Тамара Петровна, – слушайте, изучайте свою партитуру.

Венедикт кивнул. Следующие четверть часа он старательно запоминал баритоновые партии. Это оказалось несложно. К концу занятия он затянул вместе со всеми украинскую народную песню. Можно было, и сплясать, но это не входило в репертуар.

Завхоз Евсеев уловил «приподнятое» настроение «коллеги», и от этого его собственное настроение значительно улучшилось. Он шепнул:

– Предлагаю после репетиции проследовать в мой рабочий кабинет. Все необходимое для «домашней работы» подготовлено, – завхоз оттопырил мизинец и большой палец правой руки.