Заза Двалишвили - Сон Геродота

В тот знаменательный день, когда жизнь нашего героя полностью перевернулась, и несбыточная мечта стала явью, сенатор Варон стоял посередине двора перед собственной виллой и задумчивым взглядом смотрел в землю. А причина для раздумий у сенатора была веская. Дело было в том, что из – за засухи во всей провинции случился неурожай, и вспыхнул голод. Бедный люд в поисках пропитания кинулся в приморские города и порты, но как это часто случается в такие времена, морем завладели пираты, и из – за страха перед ними ни одно торговое судно не могло пройти в Босфорский пролив. Нет, сенатору, хозяину богатых поместий, голод не грозил. В его складах было достаточно съестных припасов. Но общее обнищание и закрытие морского сообщения очень серьезно отразились на его финансовом положении. И сейчас уважаемый патриций как расчетливый хозяин был занят поиском тех путей и возможностей, которые относительно безболезненно смогли бы вывести его из этого затруднительного положения. В его мыслях одним из главных пунктов оставалось уменьшение ежедневных расходов, и сейчас сенатор ломал голову над тем, где и кого сократить. Самым лучшим выходом была бы продажа части имущества: тогда и расходы уменьшились бы, и лишние деньги появились бы (надо отметить, что в такое время лишние деньги совсем не были бы лишними). Но в такую трудную годину, где ему найти клиентов? Как ни подойди к этому вопросу, самым главным шагом оставалось освобождение части рабов, занятых в его поместье. Инвалидов, стариков и больных он уже давно выгнал, и сейчас очередь пришла за здоровыми рабами. Именно в это время под задумчивый взгляд сенатора и попал Бека, который только что вернулся с полевых работ и бесцельно бродил по двору. Решение пришло в одно мгновенье: «Хватит этим дармоедам жить за мой счет. Посмотрите на этого быка, не знает, куда жир деть. Этот раб больше ест, чем работает». Здоровый цвет лица Беки, его сильные челюсти и мощное телосложение и впрямь давали повод для таких раздумий. «Решено, я освобождаю часть рабов и начну вот с этого верзилы». Сенатор тяжело вздохнул. Когда решение уже принято, всегда появляется какое – то препятствие, и сейчас уважаемому патрицию стало немного жалко. Такой здоровый раб в лучшие времена для своего хозяина был бы довольно – таки даже полезным.

Сенатор Варон тут же освободил своего раба. Писарь гусиным пером заполнил вольную и поставил на ней печать сенатора. Бека в течение всего этого времени, как опьяневший, стоял во дворе. К нему подходили другие рабы, слуги и поздравляли с освобождением. Он хорошо понимал, что судьба подарила ему невиданный подарок, и сейчас он должен чувствовать великую радость, но измотанный дневной работой, он ничего не чувствовал, кроме усталости. Только после того, как вокруг него разошлись люди, он своей привычной нескладной походкой двинулся к своей маленькой каморке, устроенной под лестницей, лег на постель, закрыл глаза и сразу заснул, как мертвый.

Когда Бека проснулся, уже светлело. Почему – то все тело ломило. Он открыл глаза, огляделся вокруг и сразу все вспомнил. Сегодня начинался первый день его свободы, и при этой мысли им овладело какое – то чувство беспокойства. Было такое ощущение, будто он и не хотел, чтобы этот день настал. «Если бы можно было это время протянуть подольше». Он и сам не мог понять, что являлось причиной его беспокойства, и, как будто собираясь рассеять эти странные мысли, упрямо покачал головой, встал с постели и вышел наружу. Прислуга работала по хозяйству, все были заняты своим делом, и на Беку никто не обращал внимания. Было видно, что его уже никто не помнит, и никому он здесь не нужен. Эта мысль в голове Беки промелькнула невольно, и она в душе бывшего раба оставила тоскливый и неприятный осадок. Он и сам не мог понять, почему ему так тоскливо: из – за того, что его жизнь в один день так резко изменилась, или потому, что его мечта стала реальностью, и значит, она умерла.

Эти думы не укладывались в голове сложенными мыслями. Бека и не привык много думать. Тяжело вздохнув и бросив через плечо маленький узелок с пожитками, он двинулся своей привычной медвежьей походкой к воротам.

– В батраках не нуждаюсь, проходи, – при этих словах мельник презрительно оглянул Беку и захлопнул дверь перед его носом.

Но такой прием не смутил нашего героя. В течение последних трех месяцев он привык к таким встречам. Поэтому он поднял правую руку и громко постучал в только что закрытую дверь. Во дворе залаяли собаки, а за дверью послышалась ругань хозяина.

– Оборванец, тебе что, плети захотелось? Сейчас пойду жаловаться властям, что к мирным гражданам в дом врываешься.

Услышав угрозы, Бека немного заколебался, но все равно, с места не сдвинулся. Тем более, что пустой после двухдневного голода желудок не давал покоя.

– Уважаемый, я и не смею просить Вас об оплате. За малый обед я готов выполнить самую тяжелую работу. Если хотите, буду крутить жернова. Один буду крутить, без посторонней помощи.

Дверь открылась, и на пороге опять показался мельник:

– Ты один как сможешь крутить каменные жернова, ты же насквозь светишься?

Бека и впрямь выглядел жалко. Весь исхудавший и оборванный, кожа на нем висела морщинами. От когда – то мощного тела остался теперь только один скелет.

– На то, что я худой, не обращайте внимания, силы во мне по – прежнему. Испытайте и не пожалеете. Всякую работу смогу выполнить.

Мельник заколебался. В какое – то мгновение в этом надоедливом просителе он увидел живого человека с его несчастием и болью.

– Что тебе сказать, – смущенным голосом произнес он, – мне и вправду не нужен помощник. Жернова осел крутит, а с остальным я и сам справляюсь.

– Животное может устать, господин. Ведь оно тоже живое существо, не железное.

– Хорошо, обед я тебе и так дам. Ты же не скотина, чтобы заменить осла. Вот тебе хлеб и лук, а сейчас убирайся отсюда! И чтобы другой раз не появлялся перед моими дверьми. Бродят тут всякие голодранцы, не дают покоя честному люду, – последние слова рассердившийся на собственную доброту мельник произнес с неожиданной резкостью и в сердцах хлопнул дверью.

Бека жадно схватил зубами грубый кусок черного хлеба, вместо благодарности пробормотал что – то наспех и почти бегом удалился со двора. При виде выбегающего незнакомого человека залаяли собаки, вокруг поднялся шум и гам, пока хозяин резко не прикрикнул на растревоженных животных.

В прошлом остались те времена, когда Бека ломал голову над тем, где ему найти работу и чем прокормиться в ближайшее будущее. Сейчас, после трехмесячного опыта свободной жизни, он научился жить одним днем, все больше избегая думать о завтрашнем дне. В рабстве всегда были свои боль и отчаяние, в нем хватало тяжелого труда и унижения. Сколько раз хозяин несправедливо наказывал его плетью и бросал в темницу. Но там бека всегда был обеспечен едой и кровом. Эти две вещи в его прошлой жизни существовали как бы сами собой, как солнечный свет, как воздух, существовали настолько естественно, что он даже не замечал их значительность и необходимость. Эти мысли всплывали на поверхность сознания, но, кроме этого, было еще что – то другое, чувство или инстинкт, значения которого понять и передать было труднее, но которое давило на сознание нашего героя больше, чем чувство голода и нужды. Это что – то было похоже на то ощущение, которое Бека испытал в первое утро своего освобождения, когда он вышел из своей конуры в многолюдный двор и вдруг увидел, что впервые в жизни про него никто не помнит, и он никому не нужен. И чувство это было более тяжелое и страшное, чем голод, холод и бескровное существование. Самым тяжелым было именно это ощущение собственной обреченности, когда ты никому не нужен, и никто о тебе не помнит.