Виктор Горбачев - Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести

Он осознавал возможности клеточной терапии, мирился с очевидными трудностями на пути её широкого внедрения, но понять, почему власть и деньги предержащие никак не расставят приоритеты, не мог. Ну, что, вот поможет сейчас упакованность всемогущего нефтяника ДЦП его дочери?!

Не без труда, с помощью верной Вики, Алексу удалось наладить в своей деятельности что-то вроде системы. Два раза в неделю стараниями нормально теперь писающего Крутого из Центра репродукции видавшая виды машина с красным крестом доставляла ему в Крылатское несколько оплодотворённых яйцеклеток четырёх-шестидневного возраста. Из них он на ультрацентрифуге немедленно выделял стволовые клетки и тут же вводил их заранее подготовленному пациенту.

И хотя результативность в виде выращенных практически заново почек, печёнок, селезёнок, поджелудочных желёз, кожи была сравнима с оперативной в официальной медицине – двадцать пять-тридцать процентов-успокоиться Алекс не мог.

Во-первых, он чувствовал, что возможности клеточной терапии гораздо выше, и что для этого в методе надо что-то менять. Во-вторых, его напрягал контингент: никто ни с кем не обговаривал расценки, но народ этот как-то сам установил и передавал друг другу величину гонорара – пятнадцать тысяч баксов, а если была возможность повыпендриваться перед собратьями, то и больше.

Вытянутый из гроба Крутой от щедрот своих к этим деньгам не касался, мало того, от налоговой закрыл своей крышей. В-третьих, Алекса раздражала штучность контингента: простого люда там, естественно, не было; он сам стал налаживать связи с госпиталями, где во множестве проходили реабилитацию наши раненые солдатики…

Для удачливых, выздоровевших пациентов он становился богом в медицине, для остальных – просто честным доктором, и они начинали понимать, что, к сожалению, и он может не всё.

«Я вас не вычёркиваю из своего компьютера…» – как мог, утешал он разочарованных, оставляя в них часть своей уверенности на будущее, кто до него доживёт…

Так вот при такой круглосуточной занятости, фантастических гонорарах, эмоциональном накале Алекс опять заскучал, а мы уже знаем, что это верный признак грядущих перемен.

Раз уж мы, дорогой читатель, научились по грусти Алекса предсказывать изменения в его судьбе, давайте попробуем, спортивного интереса ради, вычислить и характер этих изменений.

Судите сами. Во-первых, на исправление очевидных недоработок клеточной терапии из-за фантастических возможностей стволовых клеток во многих странах брошены лучшие умы и миллиарды долларов, поэтому смело можно ожидать положительные результаты в самое ближайшее время.

Во-вторых, рисковый бизнес излеченного Крутого очень уж напоминает верёвочку, которая пока вьётся.

В-третьих, Алекс просто обязан набраться здоровой наглости и использовать для дела нехилые возможности своих удачливых пациентов. Ну, и, наконец, наряду с будничными результатами однозначно следует ожидать и новых приключений: уж больно клиент пошёл колоритный.

Последим за ходом повествования и проверим, насколько мы правы.

Однажды Алексу позвонил учитель, профессор Горячев:

– Алексей, приезжай, есть дело государственной важности.

Алекс поторопился – старый профессор лишние слова не произносил.

– Ты у нас засекреченный, поэтому служебная информация до тебя не дошла. Ты слышал про громкое дело оборотней-милиционеров? Так вот даю тебе служебную информацию. Разоблачил их один неизвестный молодой журналист. Вот такой талантливый паренёк: провёл своё журналистское расследование, проанализировал полученные факты и вычислил их раньше ФСБ. Там большие звёзды завязаны и ещё большие деньги, а паренёк не сориентировался и поплатился. У него был кейс какой-то пуленепробиваемый, поэтому, когда они ему туда взрывчатку-то сунули под видом документов, и она при открывании рванула, он остался жив, но вот лицо и глаза сильно обгорели. А для следствия в аккурат его глаза очень и нужны: что-то или кого-то он там опознать должен… Вот сейчас ФСБ всех врачей и опрашивает: кто поможет. А как помочь, когда глаза вместе с кожей лица просто сгорели, никто не берётся. Если хочешь попробовать, я порекомендую.

Алекс на секунду задумался, потом спросил:

– А как же с секретностью?! Лицензии Минздрава нет, налоги не плачу…

– Это же ФСБ, Алёшенька, к тому же им теперь не до твоих проблем, свои бы мундиры отмыть…

На следующее утро Алекс оформил пропуск в спецбольницу 9-го Управления ФСБ.

То, что он увидел, когда лечащий врач снял с головы журналиста повязку для смены, резануло его какой-то нелепостью: всё цело – кейс спас, а лица нет, и глаз тоже – едва затянувшиеся заплатки кожи, оставленные неровные дырочки для рта, носа и глаз. Нелепость усиливалась многократно от осознания совсем юного возраста парня и загубленной судьбы.

И ради чего?! Слава, карьера, деньги, амбиции или за державу обидно?!

Парень мог слышать, отвечал письменно, вслепую.

– Как чувствуешь себя? – обязан был спросить Алекс.

– Очень больно и обидно… – коряво написал он на бумаге.

Алекс вдруг подумал, что они ведь практически ровесники, да и в пекло оба лезут одинаково отважно и безрассудно, и ему очень захотелось помочь этому парню…

Шанс один: из пока неудалённых, к счастью, глазных яблок взять клетки и подсадить их вместо ядра в оплодотворённую яйцеклетку с целью вырастить специализированные стволовые клетки, чтобы затем имплантировать их назад, в ткань глаза, и молить Бога об удаче. Собственно, почему только глаза? Точно так предстоит восстановить и кожу лица, и хрящ носа.

Согласовав с врачами свои действия, Алекс поехал к себе в клинику делать необходимые приготовления.

Выходя из спецбольницы, обратил внимание на многочисленные посты и охрану; подумал, что пациенты тут, судя по всему, не простые смертные.

В пути заверещал мобильник; представившийся майор Звонарёв чётким голосом пригласил Алекса в самое ближайшее время на беседу к заместителю начальника Управления собственной безопасности ФСБ. Недолго думая, Алекс повернул на Лубянку.

Какая-то тревожная напряжённость чувствовалась в этой конторе буквальна во всём: многотонных колоннах, красных ковровых дорожках, строгих светильниках, массивных дверях с громадными блестящими ручками. «Даже голубей не видно, – сделал неожиданное открытие Алекс, – рядом на “Детском мире” все подоконники загадили, а здесь не видно…»

Майор Звонарёв оказался дежурным офицером в приёмной генерала Городецкого. Лет майору было слегка за тридцать, однако ранняя седина, опалённые глаза и шрам на виске наводили на мысль, что послужной список майора генеральской приёмной не ограничивался.