Юна Летц - Там, где растет синий

– Наживка хорошая, но практики нужно больше, – услышал он голос.

Сэвен повернулся и увидел, что рядом стоит один из тех колоритных бронов, у которых голова большая и ясная, как сам свет.

– Добрый вечер, а вы умеете их ловить?

– Это моя функция в некотором смысле – ловить их и ставить на место. Я Лон, мастер по починке интуиций.

– Я Сэвен, стратег, приятно познакомиться.

– Ваш какой дом?

– Пузатый, с равнозагнутыми деревьями, кодовое слово Altius.

– А у меня Fortius , выходит, что мы соседи! Я как знал. Очень рад.

– Вы домой сейчас? Могли бы вместе.

– Да-да, пойдёмте.

Они выстроились в линию горизонтальную каждый на своей стороне и пошли по тропинке твёрдой, продавленной из следа в следовость. Вечером тут звуки дёргались, как магнитные бомбочки, но это было не везде, а только в некоторых местах, где удавалось столкновение со звуком, а звук этот был разумный, насыщенный: мельтешит птица, растение пьёт из земли, потягивание дерева – готовится спать, округляются бутоны – скрежещет начало жизни, цветок выходит, шлёпает плавником рыба, кряхтит многоклеточный зверь (ищет сны). Сэвен прислушался и обнаружил стихийность, а раньше он этого не понимал.

– Такие разные звуки, и я услышал собой.

– Паредем открывается.

Он как будто стоял сейчас перед зеркалом собственной жизни, видел целиком всё, не желая понять, что он был: фигура или человек, а может, картина, тень или нерождённый ребёнок, король или инкубатор для энергии. «Мы всегда есть многое», – слышал он слова Допса. Перекатывался свет от луны к камню, и он чувствовал, как в нём заживляются раны, как он спасён внутренне этой раскованной красотой ночи.

Сэвену захотелось говорить.

– Лон, а расскажите об интуиции, что это?

– Знал бы я, – усмехнулся мастер.

– А много у вас заказов на починку?

– Когда как. Иногда броны тянут такую большую идею – создание новой парадигмы или флай, тогда интуиции от перенапряжения часто портятся угнетённые, и тогда я много чиню, а иногда, напротив, вот спокойный мир, и никто не ходит ко мне. Но и тогда я не коплю в себе, не изнашиваюсь от безделья – в пустые моменты я люблю кувыркаться на траве, так вот совершенствуюсь, сглаживаю резкие углы. Мастеру по интуициям надо стремиться уходить от углов и линий, стремиться к кругу: круг – это самое безопасное состояние материи.

Они шли через чащу, на руках у них висели проблесковые фонари, так что сбиться надо было ещё постараться, но они и не сбились, а, напротив, даже очень правильно пришли. Вечер слепил темнотой снаружи, а внутри него шевелилась зигота равнодающая: на поляне вздымалось в полный ракурс горящее огненное поле. Поляна светилась тысячами световых встряхиваний, это были как будто точки размазанные, сбежавшие с дверей скважины, танцующие свободу.

– Светлячки резвятся, – пояснил мастер по интуициям.

– Я никогда не видел такого…

– Вы бесконечно счастливы?

– Я именно вот так вот бесконечно счастлив.

– Тогда поздравляю! Это ваш момент!.. А я и забыл свой первый, столько уж их было…

Соседи сели на валуны и долго играли с этой светящейся массой, колыхали её, смещали, дули на неё – очень осторожно всё, чтобы ничем её не повредить, никак не напугать и не переделать – такого они не желали светлячковому полю. Так они долго пылали, вместе с пыланием обсуждали имена Фе, а потом опустили головы на камни и смотрели на раскрывающиеся созвездия.

– Это абсолют? – спросил Сэвен.

– Тут? – уточнил Л он. – Нет, ещё нет. Абсолют бывает, когда в конусе события соединяются – настоящее и будущее, тогда абсолют.

– Я бы хотел абсолюта, – сказал мечтательно Сэвен.

Висели звезды на небе и на земле, пахла трава-какана первичной сыростью, тенями, капресой. И это не мирор был, не обратный мир перевернутый, а просто выбравшийся из того, где войны развязывали, как денежные мешки, где новые дудки изобретали для крыс – ящики с мнением, и от мыслей избавлялись, как от детей, – применялась контрацепция знания, лесть-фальшь, бумажки с подкорками. Сэвен не хотел сейчас о том вспоминать, и он не вспоминал уже, а просто наблюдал за моментом со стороны, ему нравилось наблюдать, как они теперь лежали тут в каменных выступах, как они молчали, брон и стратег чувствующий, не обезвоженный, молчали и украдывали у тишины источник, смотрели, как шевелится огненная фибра, переходит сначала в эмоцию, потом в память.

– Что это? – вскрикнул Сэвен, увидев над головой две большие чёрные гусеницы – спросонья и не то привидится.

– Это ваши носки. Готовы носиться.

Над ним стоял БомБом в своём амплуа хамернап: руки скрещены на груди, улыбка восторженная (искренность в разрезе), нос-махинация и щербатая голова.

– А мы куда-то идём? – стратег поинтересовался.

– Вы отдохнули после мадругады, и теперь мы идём узнавать Паредем – сначала. Потом в комнату смысла. Это ваше функциональное пространство, вы можете там работать по своему заданию…

Сэвен пожал плечами, переводя на другую тему, потянулся, выпил завтрак, умыл лицо, вычистился и поразвёл волосы в микроволну.

– В путь, БомБом.

Они попрощались с домом – до вечера, укромная шапка! – и пошли по тропинке между деревьями, где то подъём, то спуск, и поэтому ноги не уставали вовсе, щадящая зарядка – ландшафтный тренажёр. Небо выпирало разбухшее и не давало никому заскучать. На третьем повороте прямо лес расхохотался и выплюнул гибискус цветущий. Утро выдавало себя за день и пародировало чудеса.

– Мистер Допс попросил отвести вас первым делом на фабрику истории под названием «Гипертрофия мухи», тут несколько таких фабрик, но эта самая большая, – обозначил БомБом.

– Всегда хотел увидеть, как история делается, – прошептал стратег, не желая спугнуть предвкушение.

Они долго пробирались по лесу и наконец вышли к внутреннему берегу озера, а тут уже идти стало легче. Вскоре вырос перед глазами занимавший большую часть острова знакомый им пористый пляж, и там на насыпи мягких горных зёрен сидели броны и накручивали, спорили друг с другом, кричали, молчали, но в любом случае накручивали.

Сэвен увидел, что это катуши были у них в руках – то ли из ниток, то ли из проводов или какого-то другого происхождения. Броны наматывали эти громоздкие бобины и так были увлечены своим делом, что даже и не заметили гостей.

Стратег разместился в сторонке и попросил хамернапа:

– Расскажи о них.

И хамернап говорил:

– Это историки-броны, которые гипертрофируют. Они берут любое событие или момент и потом его гипертрофируют по-своему…

– И этому учат как-то?

– Для этого главное природные склонности иметь.