Борис Берлин - Вначале было слово

Мне нельзя ее потерять. Ну – никак, не смогу, не выживу…

Потом я снова засыпал. Обнимал ее и засыпал, завидуя сам себе…

Дети – ее и мои, впрочем, как и все окружающие, поглядывали на нас с усмешкой и несколько снисходительно – мол, совсем старикам крышу снесло, никакого удержу на них… А нам-то ведь на двоих – еще и ста лет не исполнилось, да и это – только самое начало…

А года через полтора они познакомились с Саней – моим сводным братом по отцу. На пять лет меня младше. Почему это заняло столько времени, ответить не могу. Ни мы его не избегали, ни он нас, а – просто… У него своя жизнь, у меня – своя, вот и все. А тут, вдруг, решили вместе съездить отдохнуть, ну и – отдохнули. Только мы приехали первыми и к приезду Сани даже успели загореть. А он явился прямо на пляж со своей очередной пассией, ну и провели мы две недели вместе, вчетвером. Не скажу, что было плохо, но не любитель я восторженных дам в хутини в больших дозах. Хотя, хутини были вполне к месту, ничего не могу сказать… Девочка моя сначала Саньку немного… сторонилась, зато к Алле – даме его, расположилась сразу и глядела на нее с обожанием – мерила ее шляпы и слушала рассуждения о тенденциях высокой моды…

Потом – мы вернулись и началась обычная жизнь – неповторимая и хрупкая. До ужаса.

Привычки, недомогания, пригоревший омлет, работа и наши тела ночью – совсем рядом. Я вжимаюсь в нее всем существом, вздохнуть не даю…

– Ты моя маленькая… Моя единственная…

– Да, да, да… Спи…

По вечерам она стала довольно часто заходить к Алле. Поначалу звала и меня, но я отказывался, мне вполне хватало бани с Саней раз в месяц – на большее я не претендовал.

Настала и быстро кончилась осень – со слякотью и всхлипами, наступила – зима.

…Этот разговор… Я помню его – как сейчас – до мелочей, до вздоха…

– Я хочу… Мне надо с тобой поговорить…

– Да… О чем?

– Сядь, пожалуйста…

– Так я… сижу…

– Да, разумеется. Прости, я… Значит, вот что… Я хотела сказать тебе…

– Что с тобой, а? Устала? Ты какая-то…

– Да, нет, ничего… Дело не в этом. Я… не знаю, как сказать. Как начать… Господи, ну…

И тут я понял. Все и сразу. До меня дошло, наконец – дошло.

– Понимаешь, мы с Сашей, с Саней…

– Стоп! Остановись. Ничего не надо говорить. Ты ведь еще ничего не сказала, понимаешь? Пока еще – ничего. И значит – ничего не случилось, да? И ничего не случится! – я хватаю ее за плечи и с силой прижимаю к себе.

– Подумай, прошу тебя… Прежде, чем ты…

Она вырывается, отталкивает меня изо всех сил. Еще миг – и жизнь кончится. Моя жизнь – кончится… я не могу, не могу позволить…

…Провал. Туман. Черная дыра.

У нее была такая тонкая шея…

Тридцать шестая – последняя…

…– Ну, как тебе?

Она сидит, уставившись в монитор невидящим взглядом и молчит.

– Что, неужели все так плохо? Ну?

– Да нет… Нет, не плохо… Наоборот – хорошо, даже слишком хорошо… – она поворачивается и обнимает меня за шею.

– Знаешь, ты – гений…

– Ну, ты скажешь…

– А я говорю – гений… Когда я читаю твои рассказы… понимаешь, все остальное – просто исчезает… Я существую только в них. Я просто выпадаю из реальной жизни в эти минуты, понимаешь? Я там – внутри… Я… Это жутко… Я вдруг почувствовала твои пальцы, как они смыкаются на моей шее. И сразу – нечем дышать…

Она рвет ворот блузки, нервно смеется. В лице – ни кровинки. Она – моя. Все-таки – моя. Вся.

И эта тонкая шея…

– Алло! Саша? Привет, это я… Нет, все в порядке. То есть – не совсем. То есть – совсем не в порядке. Но это неважно. Слушай, я звоню… Я не приду завтра… Не могу. Не могу – и все… Нет, нет… Не уговаривай меня, я не могу, я – боюсь… Не знаю когда, не знаю. Может – вообще… Это очень опасно, очень. Ты просто не представляешь… И ужасно глупо… Я больше не могу говорить… Прости, прости… Все, Саша, все – пойми. Нет, нет, больше не звони… Не звони больше. Не звони никогда…

Она кладет трубку и прижимается лбом к покрытому инеем стеклу…

…Я – улыбаюсь. Я умею сочинять истории. Я – умею… Хотя, они никогда не сбываются, но тем лучше, разве – нет?

– Скажи, а сколько у тебя было женщин?

– Ты – моя женщина. Единственная. Навсегда – до самой смерти.

До самой смерти…

До самой смерти…

– Я ужасно хочу с тобой проснуться…

– Ну, что же, это замечательное желание. Я бы и сам…

– Да нет, я не шучу, вовсе – не шучу.

– Да? Ну и как ты себе это представляешь?

…– Осень. Самое-самое начало. Домик в лесу. По утрам уже холодно и туман. Кусты черники у самого крыльца. Паутина на ветках. Под крыльцом живет барсук…

Воздух… он кажется хрустальным. Чуть двинулся и картинка – рассыпалась…

В спальне просторно и прохладно – широкая кровать и сбоку большое-большое зеркало в старинной раме.

В нем – едва наступившее утро.

Я открываю глаза, а на подушке, совсем близко – твое лицо.

Так я это вижу…

– Хм… Красиво. А, скажи, ты принесла то, что я просил?

– А?… Ах, да, конечно же, миленький мой, я же все записала в прошлый раз. Смена белья, клюква с сахаром, чай, как ты любишь, зеленый, крупный, с листьями…

– Спасибо, все правильно. В тумбочку засунь поглубже, ладно? A-то Тома, не дай бог, увидит – расспросы начнутся…

– … Ну вот, все сделала, не увидит она ничего. Ты сам-то расскажи – как ты тут? Что доктора говорят?

– Да все нормально. Ну, в смысле, как должно быть. Ничего такого… Слушай, ты это… Ты иди уже, а? У нас обход вот-вот начнется, а профессор очень не любит, когда в палатах посторонние.

– Так я же только пришла. Я ведь даже и не потрогала тебя совсем, не поцеловала даже…

– Вот и хорошо и правильно. Мне лечащий врач так и сказал – не перевозбуждаться пока.

– Ну, прости меня, ладно? Я… понимаешь… я просто скучаю по тебе очень…

– Да я понимаю, понимаю, что я не человек что ли? Ты знаешь, ты в следующий раз пасту принеси зубную, ладно? Я то ли свою куда-то задевал, то ли – украли… И что-нибудь почитать, а то тоска здесь смертная. Ну, там, детективчик какой-нибудь, боевичок… Ты же ведь, кроме своей Франсуазы Саган и слышать ни о ком не хочешь…

– Все принесу, все сделаю, не беспокойся… Милый мой, красивый мой…

– Ну, ладно, ладно. Тогда – до понедельника, да? И лучше, если утром, как сегодня. Отпросись там на работе, что ли. Ну иди, иди…

Тоненькая блондинка с грустными глазами, молодая, гораздо моложе того, к кому пришла, наклоняется и быстро целует его в щеку. Поцелуй быстрый – почти мельком, но такой нежный и трогательный, что у меня даже дух захватывает. Она уходит, и стук ее каблучков еще долго доносится до нас из коридора.

– Жена? – спрашиваю я и поднимаю вверх большой палец. – Симпатичная, красивая даже. А ты с ней строго, вольностей особых не допускаешь. С женами, с ними так и надо – чтобы любили крепче…