Владимир Седов - Мужчина и женщина. Книга первая (сборник)

Тут-то он ее и поймает.

Несколько дней он потратил на ее покровителя.

Семья, дети, внуки.

Редкие посещения мероприятий, не связанных с политикой.

Все остальное – охота.

Изучил охотничье хозяйство, где он барствовал.

Дорога, ведущая туда, тупиковая, со шлагбаумом.

На развилке, при съезде с трассы – пост ГАИ.

Там знают, что это за дорога, куда и к кому ведет.

Без проверки ни одну машину не пропустят, даже со спецпропуском.

Она туда ни разу не ездила.

Друг не разрешал: охота для него – святое.

Сопоставив ее жесткий волевой характер, упрямство прикормленных и приласканных хозяином заимки гаишников и ту нервную пиковую ситуацию, которую еще предстояло создать, понял: на посту будет скандал.

А раз скандал, значит, она либо выйдет, либо хотя бы окно откроет. Не выдержит, как ни крути – она всего лишь женщина.

А большего ему и не надо было.

Дождался пятницы.

Упаковал те две видеокассеты в небольшую прозрачную бандероль, даже переписывать не стал. Незачем. Хоть и пикантна она бывала местами и моментами, о ней следовало забыть после дела. Сразу и навсегда.

После обеда ее покровитель прямо с работы уехал за город.

Он проводил его немного.

Как всегда, не изменяя себе, тот поехал в свое родное охотничье гнездо.

Люди его возраста вообще, как правило, отличаются похвальным постоянством.

Этот солидный человек наверняка знал о шалостях подруги с молодыми людьми, и все же, опасаясь нарушить размеренный ритм своей жизни, всегда ее прощал.

Не простит он ей только одного – посягательства на его политическую карьеру и сложившуюся, спокойную и достаточную жизнь.

Она и не посягала никогда.

Даже помогала ему в меру своих возможностей.

Но эта бандероль кое-что изменит.

К бандероли он приложил записку, в которой сообщал, что точно такие же кассеты отослал сегодня почтой в редакцию одной влиятельной газеты и на домашний адрес ее покровителя, хотя ничего никому не послал.

И все.

Просчитал, что сама она ни в газету, ни к покровителю домой не сунется: там ее не поймут.

А вот самому покровителю наверняка по силам уладить все это. Раз послано почтой в пятницу, значит, придет по адресам не раньше понедельника. |

Можно еще перехватить. Но надо самой сообщить ему об этом, и немедленно. Пусть сердится. Пусть даже ударит. Зато потом оценит, что она спасала в первую очередь его репутацию. А там уж они разберутся, откуда это взялось и кому это надо.

Вот так, по его предположениям, она должна была подумать и, плюнув на запрет, очертя голову помчаться немедленно за город, в запретную для нее охотничью зону, через все посты.

Лишь бы гаишники не спасовали перед ее напором.

Этих «лишь бы» и «но» было много и могло прибавиться еще.

Хотя он, вроде бы, просчитал все до мелочей.

В субботу, в одиннадцать, когда она должна была в своем офисе пить первый чай, он послал ей с нанятым на вокзале пацаном обе видеокассеты и записку.

Проследил, как тот подошел к охраннику и показал бандероль и конверт.

Охранник осторожно взял бандероль, но поскольку кассеты были упакованы в прозрачный полиэтилен и были очень хорошо видны, тут же успокоился, повертел бандероль в разные стороны, взял конверт, где детским почерком с ошибками было написано «Лично в руки президенту фирмы компра, имеет государственную важность», дал щелчка пацану и, сунув все это себе в карман, продолжил патрулирование у входа.

Пацан, очевидно, посчитав, что ему мало заплатили, стал вымогать деньги еще и у охранника. Но тот, взяв его за шиворот, дал такого пинка, что шкет, шлепнувшись метра через три на асфальт, вскочил и стремительно скрылся.

Все.

Теперь на точку – и ждать.

Ждать, когда охранник сменится и, натешившись изучением конверта и кассет, передаст все это наверх. Побоится умолчать. При всей видимой простоте, бандероль явно содержала важную информацию, а люди кругом работали серьезные.

А когда все это попадет к ней, должен сработать простой логический механизм. Наверняка сработает.

Но что бы там ни происходило и сколько бы ни длилось, он уже готовил то, что должно было подытожить его недельную работу.

Едва охранник взял кассеты и конверт, он стер грим, отклеил усы и поехал из города к той загородной трассе, по которой вчера вечером укатил покровитель и где и она неминуемо должна быть.

Не доезжая с километр до поста ГАИ, он свернул в лес.

По лесной дороге выехал поближе к вершине холма.

Развернул машину, загнал ее под развесистую елку.

Глушить мотор не стал, оставил на холостом ходу.

Сам поднялся по склону метров на десять.

И осторожно выглянул из-за небольшого бугорка, обросшего плотным кустом орешника.

Пост ГАИ был как на ладони. До него было метров семьсот-восемьсот.

Положил рядом ружейный чехол.

Расстегнул его.

Достал пятизарядную австрийскую винтовку с великолепной объемной оптикой. Патроны к ней были не совсем обычные. Пули как пули, а вот гильзы увеличены почти вдвое. До километра с этой оптикой и такими патронами можно попасть человеку в глаз, а его мишень на этот раз была покрупнее – голова.

Приложился.

Через оптический прицел различил даже рисунок на погонах гаишников.

Проверил затвор и, приведя в боевую готовность, положил винтовку на чехол, накрыл ее шарфом и стал терпеливо ждать.

Понял он ее или не понял?

Прошло часа два.

Для себя он решил, что будет ждать до упора, но в пять хотел сделать звонок в ее офис – проверить, там ли она еще.

Бензином он заправился, да еще в багажнике были две запасные канистры.

Кофе – полный двухлитровый термос.

И все же, как он ни ждал, как ни готовился, появилась она как-то неожиданно, вдруг.

В голове торжественно затикало – молодец, все верно! Она именно такая, он ее понял. Поднял винтовку, приложился, стал наблюдать через прицел.

У поста ГАИ разыгрывалась настоящая драма.

Сперва сержант-гаишник разговаривал с водителем, не вышедшим даже из машины, потом подошел офицер, забрал документы у сержанта. Вышел ее охранник с переднего сиденья, стал что-то объяснять офицеру. Тот убрал документы водителя, козырнул охраннику. Охранник полез за своими документами. Офицер забрал их и снова козырнул охраннику. Сержант стал обходить машину, заглядывая в темные окна. Вышел водитель «Мерседеса». Из коробки поста подошел еще один офицер. Чувствовалось, что разговор идет на повышенных тонах. Несколько раз все оборачивались на машину.

Наконец офицер повернулся и пошел к своей будке, позвав за собой водителя и охранника. И тут она не выдержала.

Открыла окно и, похоже, начала кричать. Все – и гаишники, и ее охрана – резко остановились, а сержант, стоявший у машины, наклонился к окошку, приложив руку к козырьку.