Александр Лисов - Петролеум фэнтези

Работать было интересно, но крайне ответственно. Промахи не прощались. Иногда применялись показательные разносы на коллегиях, в назидание другим. Но за всю мою бытность за служебное несоответствие было уволено из Министерства не боле двух – трёх специалистов. Но при этом их из системы в целом не увольняли, а переводили работать на периферию.

В то же время в Министерстве замечали и поощряли наиболее квалифицированных и исполнительных специалистов и продвигали их вверх по служебной лестнице. Системы премий, или каких-либо материальных поощрений не существовало. Все, кто попал сюда, считали за честь работать в руководящем звене отрасли.

Начало перестройки меня застало в центральном аппарате Миннефтепрома СССР. К тому времени я уже проработал на Софийской набережной более десяти лет и приобрёл значительный опыт аппаратной работы. Переход в коллектив высокопрофессиональных нефтяников всей страны из института буровой техники ВНИИБТ мне дался достаточно тяжело. Если в институте я был в основном связан с чертежами, лабораторными и промысловыми испытаниями новых образцов буровой техники, то работа в Министерстве в значительной степени строилась на контактировании с многочисленными нефтяными преддприятиями по всей стране и прежде всего с их руководителями. У меня не было ни одной свободной минуты. Мне приходилось переучиваться на ходу, познавать всё новые и новые нефтяные дисциплины, потому что контакты были самые разнообразные, вплоть до экзотических, например, с Институтом микробиологии Академии наук СССР по вопросам микробиологического воздействия на углеводородные залежи с целью повышения нефтеотдачи пластов.

Коллектив Министерства был немногочисленным, чуть более одной тысячи человек, включая аппарат Главтранснефти, который был всего лишь составной частью Министерства, и мы все хорошо друг друга знали. Доступ в кабинет любого чиновника всегда был свободным, и все вопросы решались предельно оперативно. Стиль работы всех сотрудников центрального аппарата был заложен в 60-е годы ещё министром В. Д. Шашиным. и безоговорочно соблюдался. У нас был минимум бюрократии. Небольшим коллективом Министерство управляло нефтяной индустрией всего СССР и успешно справлялось с поставленными задачами. Мне непонятны причины непомерной раздутости штатов штаб-квартир современных российских нефтяных компаний, ведь офисный планктон как в то советское время ничего не производил, так и тем более сейчас ничего не производит. Без него, конечно, не обойтись, но бюрократическая прослойка многочисленных категорий белых воротничков возросла в десятки раз. Советскую систему критиковали за её перегруженность административными работниками, а то, что в итоге было порождено, ещё гораздо более худшее её подобие.

Я ничуть не хотел бы анализировать глубинные причины развала СССР и нефтяной промышленности в частности, на этот счёт уже есть и наверное ещё будут аналитические исследования профессионалов. Я лишь постараюсь вам изложить то, что мне пришлось пережить лично и что сопутствовало формированию моих взглядов.

К концу 80-х годов производственные объединения Министерства начало лихорадить из-за снабженческих перебоев с поставками самых разнообразных видов оборудования, труб нефтяного сортамента и материалов. Повсеместно началась кадровая чехарда со сменой руководителей, это не обошло стороной и наше Министерство. В короткие сроки почему-то были сменены один за другим сразу три наших министра. На местах, то есть в небольших нефтяных городах, как и по всей стране в целом, стал нарастать дефицит продовольственных товаров и ширпотреба. Деньги начали катастрофически обесцениваться. Страна шла вразнос. Социальная напряжённость повсеместно с каждым днём нарастала. Нефтяники стали создавать забастовочные комитеты и выдвигать центральной власти достаточно жёсткие требования, вплоть до остановки производств и перекрытия нефтяных задвижек. Это было очень тревожное время.

Мне по долгу службы пришлось участвовать в работе забастовочной комиссии, которую со стороны Правительства СССР возглавляли одновременно два министра – Л. И. Филимонов и В. С. Черномырдин, а со стороны предприятий нефтяной и газовой промышленности – представители профсоюза. На заседаниях дебаты были нелицеприятными и крайне накалёнными. Требование бастующих было ультимативным: «Нам там в Сибири есть нечего, купите нам мясо, мы уже давно его даже в глаза не видели! Где валюта, которую получает государство за добытые нами нефть и газ? Почему голодают наши дети и жёны?»

Ситуация была практически неразрешимой. Видимо, там, на самом верху, настолько всё прогнило и дебет с кредитом уже давно не сходились, что, на мой взгляд, в тот момент Правительство просто струсило перед собственным народом и самоустранилось от исполнения своих прямых обязанностей. Мы все, нефтяники, всегда были как одна семья, все, кто работал в Москве в Министерстве, все мы произросли оттуда, с периферии, из тех коллективов, представители которых сегодня сидели с нами вроде бы как за одним столом, но смотрели на нас как на своих заклятых врагов. Кто нас тогда столкнул лбами, было ли это стечением обстоятельств или чьим-то преднамеренным действием, мне до сих пор непонятно. У бастующих был отработан посыл в нашу сторону: «Если вы тут в Москве не сможете удовлетворить наши требования, то знайте, мы умеем добывать нефть и самостоятельно научимся также её продавать!» В итоге этим всё и закончилось, и эти люди были тысячу раз правы. Они научились продавать нефть самостоятельно. Но в тот момент это был первый сигнал развала отрасли, её децентрализации. Это была крайне суровая школа, но её пришлось пройти нам всем.

Вторым негативным сигналом, который прозвучал практически одновременно с первым, было решение ЦК КПСС и Совета Министров СССР разрешить создавать совместные предприятия по добыче нефти и газа с участием иностранных компаний. Нам был роздан текст этого постановления, и мы его внимательно изучали чуть ли не под микроскопом, пытаясь понять, чем это вызвано. Кто-то радовался его появлению, а кто-то негодовал. Отечественные нефтянники в тот отрезок времени сами работали в десятке зарубежных стран, и к тому же к моменту выхода этого документа мы развернули крупномасштабный объём буровых работ в Южном Йемене, готовились к выходу в Алжир по добыче нефти на концессионных участках по принципу «продакшн шеринг». Сама отрасль была достаточно развитой, и кто придумал пустить в святая святых иностранцев? К слову, ныне не мы работаем на основе «продакшн шеринг» за границей, а иностранцы работают у нас в России на трёх очень значимых объектах. А это удел стран третьего мира, находящихся в самой ранней стадии развития.