Сергей Есин - Опись имущества одинокого человека

Сначала отмывается от наслоений эпохи застоя и эпохи перестройки большая, почти в форме желудя, гранитная, а значит, тяжелая доска. Спереди, где сгиб более крут, в этой доске в два сантиметра толщиной имеется просторный желоб. Это чтобы класть уставшее перо и разные мелочи. В каменном массиве есть еще невысокие окаймления из бронзы, куда вставляются тяжелые, литые, стеклянные, так же, как и окаймления, квадратные чернильницы. По большому счету, это все мелочи имперского стиля и его бюрократии. Довольно сложно было очистить весь бронзовый узор в виде дубовых веток с этих окаймлений. На чернильницах сидят крышки, похожие на шишаки воинов, резко сужающиеся кверху. Крышки берегут чернила от высыхания. Наверное, в то время какой-нибудь бюрократ-столоначальник наливал – простите, ему по заведенному порядку наливали – в одну стеклянную емкость обычные фиолетовые или черные чернила – для раздумий и переписки, а во вторую – чернила красные или синие, для резолюций. Возможно, каждый цвет чернил что-нибудь означал: красный – не исполнять, фиолетовый – исполнить с усердием. Когда я служил начальником в Радиокомитете, я вполне обходился обычной шариковой ручкой. Но то уже совсем другая эпоха.

В комплект к письменному прибору входило еще несколько предметов, о которых современный человек не имеет представления. Во-первых, пресс-папье. Это черная, такого же материала, что и основание, на котором стоит чернильница, с ладонь величиной небольшая продолговатая гранитная плитка. К ней снизу, через штырь с навинчивающейся на него бронзовой круглой ручкой, прилагается деревянный, разрезанный пополам кругляш. На него, на полукругляш, наматывается так называемая промокательная бумага, и все это зажимается между гранитной плиткой и деревяшкой. Назначение, по-моему, понятное – чтобы промокнуть излишек не высохших на рукописи чернил. Бюрократы пишут быстро, листы бумаги летят у них из-под руки. Еще раньше, до изобретения пористой, быстро впитывающей излишек влаги промокательной бумаги, свежие рукописи, чтобы они быстрее сохли, посыпали мелким песком.

На письменном столе обязательно находились еще два приспособления, о которых не знающему о них современному молодому читателю ни за что не догадаться. Попробую описать. Это опять темное каменное основание, но уже вполладони. Толщина камня во всех предметах одинаковая: два сантиметра. И вот на этом основании стоит, опять увлекая тусклой бронзой, бронзовый же стаканчик. Не ясно? Добавлю подсказку, как в телевизионной игре «Как стать миллионером»: внутри стаканчика вставлена небольшая, с коротким ворсом щетка. Для чего? Не догадались? Это чтобы чистить перо. Писали в описываемое время уже не гусиным, а стальным пером, и оно царапало несовершенную бумагу, цеплялось, и почерк делался размытым, а иногда возникала клякса.

Ну, что касается внешнего вида четвертого предмета – опять основание, некий бронзовый, со стержнем, цветок и на вершине – эдакая раздвоенная держалка. Здесь сразу становится все ясно: это приспособление для того, чтобы в него вставлять полураскрытый спичечный коробок. Все верно, но зачем коробок за рабочим столом? Тогда почему же нет просторной гранитной или бронзовой, поставленной на граните, пепельницы? Очень просто. Не забыл ли мой читатель, что раньше письма, и не только как сейчас секретные пакеты, которые развозят фельдъегеря, запечатывались сургучом?

Вымытый и чистенький, стоит теперь извлеченный из подвала письменный прибор у меня на втором этаже на даче. Как, интересно, дальше сложится его судьба?

Удивительно, но свою дипломную работу в университете – «Западноевропейские заимствования в Петровскую эпоху» – написал я, когда шариковая ручка уже давно любезно шагала по планете, все же ручкой перьевой, окуная каждый раз перо 76-го номера в одну из чернильниц этого самого прибора. На пресс-папье тогда была намотана и промокательная бумага.

На письменном столе, широком, как школьный двор, стояло или лежало еще несколько предметов. Как человек «письменный», я их помню с особой отчетливостью и поражаюсь, почему именно я стал хранителем этих семейных вещей. Быть может, потому, что почти всех людей, о которых пишу, похоронил. Но может быть, лучше бы мне было заниматься самой густотой и наваром жизни, чем провожать покойников? Помню, мой нынче тоже покойный брат Юрий на похороны мамы не пришел – он запил. Но он был замечательным, хотя и пьющим человеком, по душевным качествам, по широте и непосредственности переживаний я до него не дотягиваю.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.