Константин Серебров - Один шаг в Зазеркалье. Мистический андеграунд (сборник)

– Это тайное «место силы» на перекрестке бесконечностей.

– Вы имеете в виду потусторонние миры? – спросил я.

– В этом месте могут появляться сущности из разных миров. Это пространство было построено для выхода в Зазеркалье. Оно восстанавливает силы, перезаряжая аккумуляторы души. На перекрестке миров на крыльях души оседает золотистая алхимическая пыльца. Эта пыльца является реальной валютой в Космосе, ибо деньги там не имеют значения. Каждый платит только из золотого запаса своей души. И если у тебя за душой пусто, то ты никому не нужен, даже себе. Накопив алхимическое золото, ты легко проникнешь в иные миры, а если нет – то пойдешь путем обычного человека.

– Я тоже желаю научиться накапливать космическую валюту! – выпалил я.

– Ну, тогда, – усмехнулся Джи, – готовься к встрече с неизвестностью.

Пока я пытался разгадать, что имел в виду Джи, он открыл калитку и зашел на участок, заросший малинником и диким кустарником. Я ожидал увидеть большой каменный дом, которым мог быть, по моим представлениям, «космический перекресток», но меня ожидало большое разочарование. «Местом силы» оказался маленький деревянный домик с мансардой, сиротливо стоящий среди крыжовника и густой крапивы, да покосившаяся деревянная кухня в заброшенном яблоневом саду. Золотистые бабочки-однодневки кружили над редкими цветами, выглядывающими из буйно разросшейся травы.

– Ты будешь жить в моем кабинете на первом этаже, а я расположусь в мансарде, – сказал Джи, исчезая за кустом отцветшего жасмина. Обрывая мелкие ягоды одичавшего крыжовника, я неторопливо вошел в дом; половицы подозрительно заскрипели под ногами. В комнате, которую Джи назвал кабинетом, стоял старенький столик с настольной лампой и две кровати на доисторических пружинах, покрытые бордовыми одеялами; на полках стояли пожелтевшие от времени книги Гофмана и Германа Гессе, а на стене ярко выделялись странные геометрические знаки. Я сразу же сел за стол, смахнул с него пыль и стал писать путевые заметки. Среди прочих моих наблюдений я записал, что идеи, которые проводит Джи, не могут жить в мире обычных людей, никогда не задумывавшихся о великом Пути освобождения. Окончив записи, я прошел на кухню и увидел там Джи, сидящего с кружкой чая на грубо сколоченном табурете; его голову украшало соломенное сомбреро, а глаза выражали неприступную строгость испанского гранда, остановившегося в избушке лесника. Увидев меня, он смягчил взгляд и стал уютно-добродушным милым дачником, который произнес:

– Предоставляю тебе еще одну попытку научиться с помощью шахмат трансформировать энергию своих драконов.

– С превеликим удовольствием, – без особого энтузиазма сказал я, изображая радостную улыбку, и стал расставлять шахматные фигуры.

– Ты опять не можешь выйти из схемы примитивной механической игры, – отметил Джи через несколько минут.

– Ну, я не виноват в том, что не могу следовать вашим инструкциям в шахматах, – оправдывался я.

– Нет в тебе отрешенности воина, – ответил строго Джи, и его взгляд стал тверд, как сталь. – В тебе отсутствует творчество, без которого всякое действие механично.

Мне стало не по себе – куда девался беззаботный дачник, попивающий чаек? Передо мной сидел человек с лицом средневекового рыцаря. Поток невидимой силы изошел из него, и я на миг перенесся на поле боя. Передо мной мелькали картины рыцарских сражений, победоносный клич рыцарей звал к победе над врагами христианской веры.

– Не хочешь быть воином – приступай к обязанностям Ваньки Жукова, – долетел словно издалека его голос.

– Я старательно избегаю приготовления обедов и мытья грязной посуды, – заявил я, вернувшись к дачной реальности, – а вы хотите превратить меня в кухонного мальчишку.

– Пока ты не станешь домохозяином, тебе не видать потусторонних миров, как своих ушей, – ответил Джи без всякого юмора и пояснил: – Домохозяин – это человек, который может на свои деньги содержать дом, в котором расположилась Школа. В его обязанности входит готовить обеды, следить за порядком и за тем, чтобы у всех было хорошее настроение.

– То есть содержать всех лентяев за свой счет. Это уж слишком подозрительное условие попадания в высшие миры, – мелькнуло в голове. Но я промолчал, надеясь избежать этой участи, сделал ход конем и понял, что безнадежно проигрываю. А вслух произнес:

– В данный момент могу содержать только двух человек.

– Себя и еще двоих сверху? – с любопытством спросил он.

– Себя и еще одного, – быстро ответил я.

– И этот другой человек – женщина?

– На женщин – не трачу, ибо они символизируют для меня уход от внутренних поисков в мир соблазнов. Процесс обучения является для меня важным делом, и денег на это не жалко. Но я не вижу смысла в том, чтобы кормить компанию ленивых учеников, – закончил я.

– А если это является частью обучения? – загадочно спросил Джи.

– Я не верю в такое обучение.

Джи поставил мне шах, а затем мат и произнес:

– Как ты относишься к миру, так и он к тебе, – и в его глазах на миг открылась вселенская пустота.

Решив все же сыграть роль Ваньки Жукова, я отправился в сад. Обойдя заросший крапивой двор, я не нашел ничего пригодного в пищу, кроме цветущей петрушки и пожелтевшего лука. Из этого я приготовил салат, а на грязную засаленную плиту поставил вариться горох, который остался в шкафу с прошлого лета. Как только я накрыл на стол, появился Джи и, бросив взгляд на скудный ужин, заметил:

– От твоей стряпни и помереть можно.

– Больше нет ничего, – с растерянностью ответил я.

– С таким отношением к обязанностям домохозяина как у тебя, на кухне никогда ничего не будет.

Меня задела его интонация, и я вернулся в комнату. В ящике письменного стола я обнаружил большую коллекцию курительных трубок и около двадцати сортов иностранного табака. Взяв из коллекции изящную трубку с изображением Мефистофеля, я набил ее табаком и сладостно закурил, пуская клубы дыма в потолок. Внезапно я вспомнил фразу, которую обронил Джи: «Наша цивилизация со всем ее комфортом носит фаустовский характер».

Но я не мог представить, как бы я жил без этого комфорта.

Докурив трубку, я решил посетить Джи. На улице было уже совсем темно. Яркие звезды рассыпались по небосклону, чаруя своим таинственным мерцанием.

– Мы пришли на Землю из созвездия Большой Медведицы, – вдруг прозвучал сверху голос Джи. Меня пронзило острое чувство ностальгии, и я долго не мог оторвать взгляда от звездного ковша. Поднявшись в мансарду, я залюбовался уютной комнатой: с левой стороны стояли две кровати, одна была накрыта голубым, а другая темно-красным старинным ковром с магическим завораживающим узором. Правую сторону занимали полки с толстыми томами работ Сталина, посреди комнаты стоял деревянный стол, на котором располагалась черная настольная лампа, освещавшая комнату желтым светом. Заметив у двери небольшую гипсовую скульптуру Ленина, я поинтересовался: