Михаил Башкиров - Страсти обыкновенные (сборник)

Внизу, около почтовых ящиков, остановился.

Только вот публики, к сожалению, не будет, а комиссию разве тронешь… Да и чего обижаться… На его месте так любой бы поступил…

Завязал тесемки на шапке элегантным бантиком, выдернул из кармана перчатку, полез в другой карман – лишь горстка холодных монет.

Неужели перчатка выпала там, возле лыж?.. Надо вернуться, позвонить, извиниться… А если снова откроет дочь с книгой?.. Даже лучше, если она…

Студент медленно начал подниматься, разглядывая на всякий случай каждую ступеньку, и через два пролета увидел перчатку – она лежала, зацепившись пальцами за граненый прут.

Повода вернуться в писательскую квартиру больше не было.

Нехотя спустился, аккуратно прикрыл за собой входную дверь и побрел, срезая путь между гаражами, туда, где сквозь ленивый снегопад ярко горели уличные фонари.

В ботинках противно хлюпало.

Осталось схлопотать воспаление легких… Андрюха вечно втянет в историю… С другой стороны – сам виноват… Оторвал от работы человека… Наверное, очередной роман кропает – писатель…

В доме зажглись все окна.

Выбравшись на тротуар, студент зажмурился.

Ветер ударил прямо в лицо, но, прежде чем ослепнуть от мокрого снега, студент успел разглядеть в отблеске рекламы две черные цифры в белом квадрате – они вздрагивали, как птицы, опоздавшие по теплу встать на крыло…

Минут десять проторчал на остановке.

Но вот, высвечивая прожектором занесенные рельсы, вырвался из-за поворота спецвагон – щетки яростно скрежетали.

За спецвагоном потянулись вереницей промерзшие трамваи.

У церкви студент пересел в троллейбус.

Долго толкался среди мокрых воротников и стоящих дыбом женских шапок.

Наконец за мостом пассажиров убавилось.

Когда троллейбус в очередной раз мотнуло на скользкой дороге, студент плюхнулся на холодное сиденье, протаял дыханием на стекле ровную круглую дырку и, прижав лоб к перчатке, стал смотреть на рассыпанные по бугру огни микрорайона – они то и дело пропадали за глухим массивом рощи.

Сейчас троллейбус вздрогнет на повороте, моргнет плафонами, с гулом проскочит виадук, еще раз свернет и мимо железнодорожной насыпи вырвется на кольцевую.

Роща останется позади, а слева и справа замелькают девятиэтажки…

Несмотря на позднее время, студент застал в собственной квартире лучшего друга, терпеливо дожидающегося результата от наглого визита к действительному члену Союза писателей.

– Жду тебя третий час!..

Андрюха отбросил журнал.

– Домой пора валить, а тебя все нет и нет.

– Мать когда ушла?

– Минут двадцать назад… Ну и видок у тебя… Как у мокрого цыпленка.

Андрюха поднялся с кресла, закрыл форточку.

– Что, перепил чаю с малиновым вареньем у великого писателя?

– Я всегда говорил: ты прожектер.

Студент передвинул кресло к окну, открыл дверцу шкафа и принялся копаться на полках.

– Как я мог вообще решиться на такое…

Сменил носки.

– Без предупреждения ввалиться к человеку, который весь поглощен творчеством…

Закутался в плед и сел, уперев ноги в батарею.

– Да меня за такое непрошеное вторжение спустили бы с лестницы!

– Значит, смалодушничал, струсил? Я изнываю от нетерпения, томлюсь, волнуюсь… А он без толку мотается по улицам! Тоже мне, выбрал погоду для прогулок…

– Хватит читать мне нотации.

– Без нервов! Лучше объясни… План-то был – загляденье! А может, я адрес раздобыл неправильный?

– Да был я в этом проклятущем доме, был!

Студент выпрямил ноги, и кресло, смяв дорожку, отползло в центр комнаты, прямо под люстру.

– Значит, фиаско?

Андрюха обошел вокруг кресла.

– Но какой наш главный принцип?

– Отвяжись.

– Главный принцип – учиться на ошибках… И тогда самое жестокое поражение, как по волшебству, оборачивается победой!

– Дураки учатся на своих ошибках, умные – на чужих.

– Еще раз: только без нервов.

Андрюха остановился между креслом и окном.

– Давай спокойно проанализируем, в чем был наш просчет.

– Мать сегодня в ночную…

Студент отбросил плед.

– Звякни своим, что останешься у меня… Побалдеем… Мне вчера сосед приволок лицензионный диск – лучшие альт-саксофонисты мира…

– Ну хоть расскажи, как тебя встретили, как выпроводили…

– Пошли на кухню, перекусим.

Студент натянул свитер.

– Видно, писателишке моя рожа не понравилась.

– Надо было тебе для начала автограф попросить. Мда. Не продумали как следует ход операции, не учли психологию индивидуума…

– К тому же нарисовался в самый неподходящий момент.

– Судьба играет человеком…

– А хотел бы я побывать в его кабинете.

Студент включил на кухне свет, заглянул в духовку.

– Запеканку будешь?

– Еще спрашиваешь!

– Там у него, наверное, книг до потолка, а на стене портрет Фолкнера с трубкой.

– Почему Фолкнера?

– Тебе чай с молоком? Я когда его последний роман листал, сразу почуял влияние американской школы. Те же громоздкие периоды, та же южная пышность сравнений…

– Стоп! Заведешься – до утра не остановишься.

Андрюха ткнул в масленку ножом.

– Лучше дай мне факты… Значит, открывает писатель дверь, и…

– Гораздо смешнее… Сначала я предстал во всей красе перед его дочерью…

– Хоть симпатичная?

– Толком не разобрал… Очки да челка лошадиная…

– Идея! Грандиозная идея!

Андрюха отложил бутерброд в сторону.

– Мы за тебя отомстим!

– Разобьем в его подъезде лампочку, позвоним в пять утра и пожелаем спокойного сна или напишем анонимку?

– На этот раз ты прав: месть – дело последнее, к тому же бесплодное… Впрочем, есть потрясающий вариант спасения твоей дипломной, которая без уникального материала зачахнет на корню!

– Очередной прожект? Может, хватит?

– На этот раз выгорит, у меня предчувствие… Но все будет зависеть от тебя… Если сумеешь…

– Интересно, что?

– Если сумеешь охмурить писательскую дочку!

– Нашел Дон-Жуана…

– Подумай!

– Она так противно очки поправляет…

– Привыкнешь. Да и кто тебя заставляет объясняться в любви? Пофлиртуй, войди в дом, как друг, влезь к папаше в доверие, поделись планами… А драпануть никогда не поздно…

Ночью студент почти не спал – ворочался с боку на бок, вспоминая то дом с парикмахерской и магазинами, то пустой троллейбус.

Рядом с кроватью на раскладушке храпел Андрюха.

За раскладушкой темнело кресло – единственная вещь, которую привезли со старой квартиры.

Бабка Анна любила смотреть в нем телевизор, обязательно засыпая к концу фильма; еще она любила подолгу в одиночестве пить на кухне чай с черствыми баранками, размачивая их в блюдце…