Виктория Габриелян - Американская беседка

В Варшаву мы прибыли ранним утром 13 сентября. Вещи свои оставили прямо в нашем купе. В дороге мы подружились с нашим проводником: пожилым, очень худым, как жердь, мужиком, изъясняющимся исключительно на «мове». Я больше помалкивала, предоставляя Еве общаться с ним, поскольку она тогда еще не забыла украинский язык. Узнав, что мы из Донецка, он очень удивился:

– Вона, а я думав, що дiвчатка з Донеччини тiльки по-росийськi розмовляють.

А когда он узнал, что мы этим же поездом, в этом же купе вечером отправляемся обратно, то разрешил оставить чемоданы в поезде, чтобы не таскаться с ними по Варшаве.

На автобусе мы подъехали к американскому посольству. Еще издалека заметили море цветов и свечей у ограды здания посольства. Там были и мягкие игрушки, и платочки, повязанные на железные прутья ограды, и плакаты со словами скорби, и открытки с соболезнованиями. Нас очень тронуло всеобщее сочувствие, и только в этот момент, увидев идущих сплошным потоком поляков с цветами и свечами, мы начали ощущать это горе, эту трагедию потери трех тысяч невинных людей, которые были чьими-то детьми, родителями, они любили и их любили, они строили планы и их где-то ждали…

Кучка ожидающих приема в посольстве жалась на противоположной стороне улицы. Мы подошли к ним и стали прислушиваться к разговорам. Оказалось, что вчера приема в посольстве не было, и все, у кого интервью было назначено на 12-е, тоже стояли здесь и надеялись. Мы со всеми перезнакомились и коротали время до открытия посольства, выслушивая их истории, – кто, как и зачем получает американскую визу.

Ровно в девять часов утра ворота открылись, к нам подошел охранник и назвал первые десять фамилий из списка, мы с Евой оказались в их числе. На удивление быстро и просто мы получили визы и уже через час вышли на улицу. Там бесконечным потоком шли к посольству люди, несмотря на проливной дождь.

Мне запомнилась молодая учительница, которая привела группу детей шести-семи лет в школьной форме, белых носочках, с ранцами за спиной. Они тихо подошли к ограде, аккуратно разложили свои рисунки и поставили рядом с ними горящие свечи. Мы с Евой долго стояли там в толпе и молчали, а над нами развевался приспущенный американский флаг.

Мы не знали, как все сложится в новой для нас стране, мы не знали языка, но мы чувствовали эту боль от трагедии, которая потрясла Америку.

Прошло 12 лет. Много написано о 9/11. Сняты фильмы, проведены расследования и исследования: почему и как такая трагедия могла произойти в самой успешной стране мира?

Написаны песни, построены мемориалы, открыты памятники. Каждый год, ранним утром 11 сентября, действующий президент США произносит речь, встречается с выжившими и семьями погибших.

А я в этот день вспоминаю Варшаву и детские рисунки на тротуаре, которые покрывались капельками дождя, как слезами. Что могли понимать польские дети о событиях в Америке? Но они тихо стояли рядом с учительницей, и это делало трагедию за океаном еще более значительной и незабываемой.

Двенадцать лет назад, в октябре, я начала открывать Америку.

Мне бы мои мозги и мой сегодняшний опыт тогда, в мои 37, и все случилось бы, возможно, иначе. Но пришлось набить много шишек, наделать кучу ошибок, прежде чем я приспособилась к новой жизни.

После получения американской визы я начала готовиться к поездке в Америку. У меня и в мыслях не было, что я там задержусь надолго, я даже с работы не уволилась: написала заявление на отпуск за свой счет и, на всякий случай, заявление на увольнение по собственному желанию. Директор школы, где я проработала чуть больше года завучем по воспитательной работе, был очень понимающим и мудрым. Я ему все рассказала и на прощание попросила: «Дорогой МН, не увольняйте меня сразу. Я поеду, осмотрюсь, может быть, мне не понравится, и я вернусь».

А он мне сказал:

– Ты не вернешься.

Как в воду глядел.

Итак, мой Американец приехал в Донецк за мной и Евой. Он пригласил нас в Париж. Я опять сбегала к Евиному декану в медицинский институт, и отпросила ее на неделю для поездки во Францию. Мы с Евой ныли на тему, что нам никогда и ни за что визы во Францию не дадут, но Американец был уверен: «Дадут». И купил нам билеты в Париж.

Американец уже был знаком с моей семьей, он как-то приезжал на майские праздники и выразил желание познакомиться с моими родителями. Мы с Евой решили устроить ему «проверку на дорогах» и отправились с ним в нашу Ялту, Донецкой области, к моим родителям на электричке до Мариуполя, а оттуда до Ялты на автобусе.

Электричка была переполнена до предела. Тетки с сумками и ведрами, пьяные мужики, отмечающие Пасху, плавно перешедшую в Первое мая, орущие дети. Сидячих мест нам не досталось, и наш Американец простоял все три часа на ногах, продемонстрировав чудеса выживаемости в нашем хаосе. Но на электричке его мучения не закончились, и ему пришлось еще раз пережить то же самое в ялтинском автобусе. Потом от автобуса пешочком с сумочками и чемоданами (вы когда-нибудь видели какой багаж у американцев, даже если они путешествуют всего два дня?). По дороге нам попадались никогда не высыхающие лужи, бредущие домой с пастбища коровы, по пути жующие сирень, которая шапкой нависает над каждым забором, и стада злых, шипящих и преследующих всех прохожих до самого дома гусей. Спрятавшись от гусей за воротами нашего дома, Американец только и смог пробормотать: «Oh my God! This is not the District of Columbia». Да уж, извините, это вам не Вашингтон.

Тут появились мои родители с хлебом-солью, и папа, подполковник медицинской службы, прошедший Анголу, Нами-бию и Афганистан, на приветствие «Hello! How are you?» вдруг заговорил по-армянски: «Բարև, բարև: Լավ եմ» [1] Привет, привет, хорошо!(арм). . И, взяв лицо Американца в свои ладони, троекратно поцеловал его. Сейчас, пожив в Америке, я понимаю, какой это был стресс для Американца, особенно папины поцелуи. Мы-то от всего сердца, но американцы свято блюдут свое privacy, ревностно относясь к вторжению в свое личное пространство, и мужчина целует мужчину только в одном случае. Но тогда я об этом не знала, и для меня все выглядело вполне нормальным.

Потом, конечно, была поляна с родственниками и соседями. Где-то в середине обеда, когда народ только-только разговелся, Американец вдруг сказал, что он сыт и уже достаточно пьян и, поблагодарив всех, удалился в отведенную комнату. Папа зашипел другу и соседу Володе Шаповалову: «Все, напугали парня». А парень был младше папы всего на девять лет.

На следующий день оказалось, что неподалеку, в пансионате, отдыхает мой двоюродный брат Вова и его коллеги по цеху – врачи-урологи с женами, детьми, подругами, любовницами и их детьми. Я не знаю, каким образом он узнал, что мы тоже в Ялте, но, после недолгих уговоров, Ева, я и наш гость быстро перекочевали в пансионат к Вове.