Геннадий Юленин - Осужденные и глупые женщины (сборник)

Выпив чай, Новгородов тут же закурил сигарету, предложив субъекту.

– Тут можешь курить смело, – заметив смятение субъекта, ответил Новгородов, – блатной ведь кубрик, так что расслабься, никто тебе ничего не скажет.

И тут субъект понял причину дискомфорта.

В этом кубрике все вели себя слишком вольготно с завышенной демонстрацией крутизны друг перед другом.

А будучи крадуном на свободе, субъект бывал в разных квартирах. Но в большинстве своём попадались бедные, по причине чего он злился, так как ничего не брал, а только излишне подвергал себя риску.

И вот предыдущим сроком за попытку кражи субъект решил поэкспериментировать. Письма от родственников, которые получают осуждённые российских колоний, выдаются на руки осуждёнными, а не сотрудниками учреждения, а также домашние адреса переписывают лидеры (СО) в книгу перечня осуждённых на отряде по правилам самодеятельных организаций.

Используя такой фактор, субъект переписал несколько адресов осуждённых, получающих роскошные передачи от родственников, и по наивности молодого возраста предположил получить хорошую прибыль, обворовав живущих беззаботно и припеваючи в местах лишения свободы.

Но каково же было его удивление, человека, который по обстановке квартиры мог понимать уровень жизни и деятельность проживающих там лиц.

Забравшись к родственникам одного из них, он понял, брать тут нечего. Пустые стены, пенсионеры сдают квартиру внаём, сами живут на даче, а на скопленные деньги отправляют сыну передачи, финансируя его роскошную и беззаботную жизнь в неволе, которую он демонстрирует окружающим, раздавая направо и налево, проигрывая в азартные игры те крошечные деньги, спрятанные родственниками.

После такого случая субъект больше не пользовался адресами осуждённых, зная, что вся эта крутизна, хорошие сигареты, кофе и разговоры о роскошных машинах суть в большинстве своём недоедание родственников, отдающих последнее, чтобы хоть частично сгладить пребывание в неволе родного.

Поэтому и сейчас, выпив чай и вернувшись в исходное положение, субъект понял причину дискомфорта: не само помещение создавало его, а непосредственно контингент проживающих тут лиц. Их бравада друг перед другом и косвенный разговор по телефону одного из председателей (СО), требующего от матери купить ему бумагу, краски и ещё какие-то канцелярские товары ввиду нужды учреждения, которые в будущем облегчат ему освобождение, говорили субъекту о том, что мать данного вымогателя из сил выбивается, чтобы накопить деньги на продуктовую передачу, а он ещё с угрозами и обидами требует предметы для учреждения, при наличии которых он будет вольготно тут жить.

Слушание всего этого удручало субъекта и вызывало неприязнь к данному председателю (СО), которого субъект знал как человека постоянно обкуренного или обнюханного героином, шатающегося по отряду и задирающего и пристающего к осуждённым, показывая своё превосходство и высокомерие перед ними, что такой уровень жизни под кайфом разрешается только лидерам самодеятельных организаций. На что остальные осуждённые только брезгливо смотрели, зная, конечно, что подобная прерогатива разрешалась только «узкому кругу», а остальных замеченных под кайфом старшие лидеры (СО), по распоряжению администрации учреждения, жестоко избивали.

– Ну, ничего, – решил субъект, – приживёмся.

И всё вокруг закрутилось.

По вечерам слушал Новгородова, стремящегося своими рассказами завладеть вниманием субъекта.

Справа – в углу «обиженных» – постоянно смотрели порнографию.

Слева – играла музыка, видеоклипы, нравящиеся субъекту из подсказок Новгородову.

Так же рядом, в ожидании ближайшего освобождения, поселился новый сосед Поспелов. Он больше завладел вниманием субъекта, нежели Новгородов. Поспелову было лет двадцать пять, черноволосый, небольшого роста, худощав, был как заведённая машинка, постоянно в суете, повадками напоминая подростка, хватающегося за различные увлечения. То бегающего играть в футбол, то неотрывно смотрящего порнографию, то предлагающего субъекту скооперироваться, нажарить подпольно булочек из приобретенного теста в столовой учреждения.

Подкручивая своей игривостью, Поспелов был интересен, умел рассказывать смешные истории из собственной жизни. Как, работая в автомастерской, он мошенничал, меняя с одной машины на другую диск сцепления, новое оставляя себе, и смотрел, как благодарный клиент уезжал, довольный работой.

Изредка размышляя над тем, что неплохо бы создать компьютерную игру с коэффициентом раздражения на осуждённого, в допустимости сохранения им социально-человеческого фактора, спрашивал Поспелова, любящего футбол, каково его отношение к компьютерным играм.

На что Поспелов, стремясь скрыть внутреннее подростковое состояние, отвечал, что не любит компьютерные игры. На этой основе возникал диалог.

– В футбол же ты играешь.

– Так это футбол, а компьютерная игра это другое, – вызывающе отвечал Поспелов.

– Ну, хорошо, а что ты знаешь о футболе?

– Всё, – стараясь уйти от компьютерной темы, высказал Поспелов.

– Тогда объясни, почему в футболе запрещена чёрная униформа.

– Как это запрещена? – завозмущался Поспелов.

– Всё очень просто, чёрный цвет усиливает агрессию игроков, по этой причине возникает больше травмирующих ситуаций, максимум, что допустимо, это приближённый тёмно-синий цвет.

– Вот это да, а ведь точно нет, – рассудил Поспелов.

– Так что, – продолжил субъект, – наверное, ты не нашёл свою компьютерную игру. – И видя, что Поспелов переключил своё внимание на порнографию, стал размышлять.

Странно всё же, в футболе чёрная униформа запрещена, а в пенитенциарной системе России «лет сто» практикуют и всё Америку критикуют, в которой за тяжкие преступления осуждённые носят оранжевую униформу – с наименьшим падением в депрессию, а средней тяжести – голубую, содействующую раскаиванию.

И так, в ожидании сентябрьского длительного свидания, предвещающего встречу с родственниками, на котором можно сутки отдохнуть от лагерной жизни, субъект проводил время, подводил итог прочитанным книгам. Которые он возвращал матери, надеясь в будущем почерпнуть что-нибудь полезное.

Как обычно расположившись на скамейке локального участка под лучами жары уходящего августа, субъект достал запоем читаемый учебник химии, желая разобрать очередную формулу. Но информация не воспринималась. Играющие в нарды за соседним столом создавали дискомфорт своими разговорами, вызывая обострённо-раздражающее состояние. Ранее не обращающий внимания на происходящее вокруг, субъект, поглощённый литературой, уходил далеко за грань реально понимаемого людьми, создавая и высчитывая свои представления личного интереса. Теперь ситуация немного изменилась.