Ирина Аллен - Континент отрезан. Пестрые рассказы

Где вы, планы мести!..

В наших воспоминаниях нет ни логики, ни очередности! Разрозненные картинки высвечиваются вспышками. Почему, например, сегодня, в середине июля, мне вспомнился март? И не недавний март, что было бы еще объяснимо тоской по лету, – в этом году в наших местах оно пришлось как раз на тот первый весенний месяц. Нет! Вспомнился март страшно сказать какого года прошлого тысячелетия! Вернее, один мартовский день. И так ясно, как будто это было вчера.

…Похороны очередного очень старого лидера. По случаю траура музей закрыт и пуст. Мы – несколько экскурсоводов – дежурим «на всякий пожарный».

Пожара не случилось, и все разленились. С утра еще были заняты полезным трудом: кто детские колготки штопал, кто вязал, кто пытался читать. Потом по очереди сходили в столовую, а вернувшись, уже просто досиживали без дела. Яркое солнце висело прямо над нами и било в глаза – не скрыться. В комнате было жарко, казалось, за окном лето. Первое настоящее солнце после долгой зимы. Неполиткорректное солнце: плевать ему на то, что кто-то там важный умер.

Тишину прервала Элеонора Ивановна:

– Женщина должна уметь создать свой клан, – она отпила глоток кофе и оседлала своего любимого конька, – мы это умели. А вы!.. – Взмах красивой руки в массивных кольцах отверг нас всех скопом. – Как моя Юлька! Академик звонит, приглашает на доклад, а она: «Мне сына из детсада забирать!» Ну не глупо ли?! Найди кого-нибудь на один вечер! В конце концов, я бы могла…

«Мы» и «они» – было данностью нашего музея. Долгое время музей, как и окружавшее его пространство, были недоступны широкой публике. При необходимости экскурсии проводили солдатики местного гарнизона. В начале 60-х «культура», хотя и несмело, предъявила свои права. Музей открыли, но штатских экскурсоводов отбирали генералы. Они и отобрали! Первый призыв – женщины статные, с формами и умением «играть» в рамках дозволенного. На такую посмотришь – уже билет оправдал! Дальше можно и не смотреть. А мы – молодежь, пришедшая годами позже, – так, с бору по сосенке. И ростом не ахти, и формы – «не смешите меня!». И устремления жизненные – не в ту сторону…

– А я из клана, у меня килт! – я вскочила, чтобы показать всем свою новую самосшитую юбку в клетку.

Кто-то засмеялся.

Элеонора Ивановна посмотрела на меня с укоризной:

– Я вам добра хочу! Скучно живете! Как вас замуж еще кто-то взял?! Женщина должна быть… играющей! Должна окружать себя интересными и нужными – да-да, нужными! – людьми, уметь нравиться, блистать, волновать мужчин! Кстати, шотландка твоя и глухой свитер – как-то не очень женственно.

– А мотивация? – вскинула глаза миловидная Жанна. – Мотивация игры с мужчинами? – Жанна недавно получила «старшего», после чего стала выражаться научно.

– Элеонора Ивановна, под кланом вы, разумеется, имеете в виду круг светских знакомых? – спросила умная Лиза с еле заметной иронией. – Но «света» как такового уже нет, исчезли исторические и социальные предпосылки. – Лиза занималась исследованием жизни поместного дворянства XVIII века.

– У кельтов в период разложения родового строя под кланом понимался «род», но первоначальное значение этого слова – «потомство» или «дети», – несмело поделилась знаниями рыжая Людмила.

Она работала у нас недавно, переехала из Свердловска. В Уральском университете люда начала диссертацию по кельтской культуре.

Я перехватила чуть презрительный взгляд Элеоноры в ее сторону: мол, с твоим-то происхождением, никудышным «экстерьером» и тремя детьми – молчи лучше и пиши свою диссертацию, не о тебе речь. Люда поняла этот взгляд, опустила голову, и веснушки на ее лице стали еще ярче.

Я тоже писала диссертацию по абсолютно не нужной ни музею, ни мне теме (у меня была своя мотивация) и могла бы поддержать Людку чем-нибудь «научным», но мои мысли были далеко.

Только что, возвращаясь из столовой, я наткнулась на Маргарет Тэтчер со свитой. И хотя офицер в штатском тут же шикнул и загнал меня в угол за деревья, я все равно все видела. Видела, как стройная и элегантная леди в черном пальто, черной шляпе и черных лакировках на высоченных каблуках шла, не обращая внимания на лужи, оставшиеся после вчерашнего дождя, и раскованно привлекала окружавших ее мужчин. Видение из иной жизни длилось пару минут – и исчезло навсегда, нарушив мое душевное равновесие. Я с тоской думала, что на мне жуткое ярко-красное пальто с взбесившейся чернобуркой, давно потерявшие форму тяжелые зимние сапоги, дикая вязаная шапка… Пальто было задумано и заказано черным, и даже «отшито», но так, что ателье взяло на себя расходы по изготовлению мне нового. Ткань в наличии была только ярко-красная.

На некоторое время все затихли. Обдумывали информацию. Потомство в виде одного-двух отпрысков было у всех, а у рыжей Людмилы – целых три, все – мужского пола. Можно ли считать это кланом? Вряд ли. Клан – это полезные связи, это «око за око, зуб за зуб», круговая порука. А с отпрысками пока надежда только на себя. У кого-то на мужа. Не у всех.

Отвечать Элеоноре Ивановне не хотелось. Да и что ответишь?! Не были мы «играющими женщинами» – нет, не были.

– Я бы тоже в сад за ребенком побежала, на фига мне какие-то доклады, – дожевывая бутерброд, прогундосила прямолинейная Катерина. Она всегда резала правду-матку. Даже с набитым ртом и забитым носом.

– Какая пошлость – все эти «игры». Женщина должна реализовать свой внутренний потенциал, а не тратить силы на мишуру, – вымолвила сдержанная красавица лена. Она никогда не повышала голос. Даже перед группой из тридцати человек. Уже несколько лет Лена изучала наскальные изображения какой-то там доисторической эпохи. Недавно разошлась с мужем и ушла из его большой и дружной семьи. Свекровь на прощание сказала: «Ты проиграла, а я выиграла. Ты будешь одна, а я сохранила семью». У свекрови был клан, у Лены – шестилетний сын, однокомнатная квартира и наскальная живопись. Лена была наделена мраморной красою, но не женственностью. Может быть, отсутствие именно этого качества мешало «блестящей Нине Воронской» затмить Татьяну Ларину? Этот вопрос занимал меня с восьмого класса. С Леной мы часто шли вместе до метро и поэтому считались подругами, но порой ее внутренний мир был слишком сложен для меня. Однажды я поделилась, что у моего мужа есть мечта – машина. «Машина не может быть мечтой – это мещанство!» – ответила Лена. Значит, и я мещанка? Я разделяла мечту мужа.

– Ах, ничего-то вы в жизни не понимаете! – высоко подняв голову, Элеонора выплыла из комнаты. Курить пошла. Ее резвый конек не одолел частокола наших житейских забот и ускакал вместе с хозяйкой.

– Играющая женщина! Уж чья бы корова мычала… – в разговор вступила Раиса (она была из простой генеральской семьи и хорошего воспитания не получила, наши-то мамы из разночинцев, то есть интеллигенции, еще в детстве объяснили нам, что сплетничать некрасиво). – Знаем, как сама Элеонора свой клан создавала. Вот в этой самой комнате своего телевизионщика и соблазнила. Прилично это? Рассказывали, какие они помятые отсюда в новогодний вечер выходили. Умная женщина, ничего не скажешь!