Владимир Коркин (Миронюк) - На Юго-Западном фронте и другие горизонты событий (сборник)

– Вряд ли у нас будет масса свободного времени, господин прапорщик. Нам предстоит усмирять вышедшие из повиновения уезды и волости. Вы ещё видели третьи сны, когда с берега по нам открыли нестройный винтовочно-ружейный огонь.

– Не слышал, господин подполковник. После перехода спал, как, извините, без задних ног.

– В том никого не виню, господин штабс-капитан. Дело понятное. Тревогу не поднимали, поскольку, слава богу, выстрелы были скоропалительные. Лишь одна пуля чиркнула по капитанской рубке. Мы не стали тратить попусту патроны, они нам сгодятся! С ушедшим ледоходом по Оби и чистой водой к нам поступило надёжное сообщение, что зимой в нескольких уездах и волостях зауральского Зырянского края прошли жёсткие стычки – боестолкновения с партизанщиной и отдельными регулярными, правда, немногочисленными отрядами красных. Где-то за Берёзово на борт взойдёт опытный местный лоцман. Часть чехов пойдёт на Обдорск, а остальные с нашей полуротой поплывут следом, выполняя свои цели. Прибыв позже тоже в Обдорск, мы отправимся через Урал в места стычек с восставшими зырянами. А далее – сообщу дополнительно.

– А после уйдём снова в Сибирские земли? – чуть не в голос спросили Сазонтьев и Кондинов.

– Там видно будет, господа офицеры. Возможно, оперативная обстановка позовёт нас в Архангельск.

Они задумались, мысленно оценивая предстоящие трудности. И тут так кстати поспел на стол завтрак. Дымящаяся перловка, густо сдобренная крестьянским сливочным маслом, на отдельной тарелочке аккуратные кусочки прекрасного свиного сибирского сала, ломтики отварной говядины, куски ржаного хлеба, кусочки белорыбицы, к крепкому чаю галеты и, конечно, по доброй стопке первача. Все, молча и сосредоточенно, уплетали сказочное по нынешним временам изобилие, сознавая, что впереди их ждёт полная неопределённость. Ночной обстрел их маленького водного каравана уже ни для кого не был «секретом». По донесениям конной разведки явствовало: в нескольких часах пути их может ожидать партизанская засада. И точно, через сколько-то времени шлёпание шлиц по воде резко спало – это, откуда ни возьмись, вынырнула лодка с бакенщиком, просигналившим, что за речной излучиной у сужения берегов их встретит по обе стороны неприятель. Самая большая его группа – на холмистом склоне по левому борту парохода. Посовещавшись с командирами отряда чехов и с Костовским, капитан парохода приказал своему помощнику и рулевому подыскать визуально пригодное для манёвра место с удобной для причаливания площадкой. Брошен якорь, баржа подогнана к берегу и закреплена канатами. Солдаты ловко устанавливают деревянные мостки-сходни. Вначале скатывают лёгкое горное орудие и боеприпасы, затем выводят на берег лошадей, оскаленные морды которых и недовольное ржание говорят, что кони весьма не рады этому испытанию. Солома и овёс приводят их в более благодушное расположение к военным. Неполный взвод белочехов, отменно вооруженный винтовками и ручными пулемётами, выстраивается в порядки к скрытному продвижению. На барже готовят к бою оставшееся орудие, из трюма выносят мешки с песком, расставляя номера самых опытных стрелков. Не проморгают неприятеля и бойцы, устроившие «бойницы» из мешков с песком на пароходе. Перед отплытием подполковник Костовский пригласил Миланюка в свою каюту.

– Присаживайтесь на откидное место, господин поручик. Не делайте удивлённое лицо, Александр. После нашего прорыва возле Заводоуковска, где вы проявили истинное мужество и были молодцом в атаке на неприятеля, я послал с нарочным реляцию в штаб нашей дивизии, в которой, в частности, сообщил о вас, как об истинно боевом офицере и настоятельно рекомендовал присвоить вам досрочно звание поручика. Возможно, в Тобольск придёт для меня оперативка и также приказ о присвоении вам звания поручик. Идёт гражданская война, офицерские кадры редеют. Надо продвигать вперёд понюхавшую порох молодую поросль. Впрочем, с вашего позволения буду здесь звать вас просто Александр, Саша. Не возражаете?

– Как можно, господин подполковник. Я с Вами знаком не один день. Очень Вас уважаю и дорожу Вашим доверием.

– Что же… Зови меня в каюте по имени-отчеству. Не забыл…

– Да ни боже мой, Лев Константинович!

– Слушай меня внимательно, Саша. Во-первых, вот смотри – в самом низу этого вещмешка в плотной водонепроницаемой бумаге лежат все мои накопления за последние годы службы, они обменены мной на золотые изделия и драгоценные украшения. Всё предназначалось моей семье – жене и дочке. Но где они теперь – не ведаю. Я их отправлял на всякий случай в Крым. Вестей от них нет.

Чуть помедлив, продолжил, доставая из кармана кителя две сложенные вчетверо иллюстрации:

– Я обожаю акварели Великой Княжны Ольги Александровны Романовой. Хороши её пейзажи. Это демократичная, доброй души женщина, с русским характером. Она году в 1917 развелась с мужем – принцем Петром Ольденбургским, и вышла замуж за любимого человека. Я был знаком с ним – это Куликовский, офицер лейб-гвардии кирасирского полка. Брак был счастливым, появились на свет два сына. В войну бойцы её знали, как сестру милосердия. Муж и она, как говорится, фронтовики… О, да у тебя, Александр, глаза просто горят!

– Знаете, господин подполковник, это прекрасная история. А в нашем селе жил живописец. Учитель мужской школы. Он как-то выставлял свои работы в актовом зале. Мне они нравились. А чьи Вы держите иллюстрации?

– Здесь работы английского художника Эдмунда Блэр Лейтона. Впрочем, тебе, вероятно, его имя ни о чём не говорит. Он утончённый мастер, его конёк – исторический жанр, излюбленные темы – из Средневековья и эпохи Регентства. Вот случайно у знакомого нашего русского художника наткнулся в его альбомах на эти иллюстрации. Он их мне подарил. Смотри, его картина – Lady in a Garden. Героиня – это почти копия моей супруги. Или вот работа The Accolade: точь-в-точь дочь моя.

Аккуратно сложив иллюстрации, спрятал в китель. Затянувшись ароматной папироской, продолжил:

– И, во-вторых, Александр, значит, если что, так сбереги эти иллюстрации, о них знают мои родные. Ладно-ладно, без эмоций. Последние дни меня одолевает нехорошее предчувствие. Ну, мало ли что. Война идёт нешуточная, братоубийственная. Ни одна из противоборствующих сторон не даёт спуску. Так что, в-третьих, ежели со мной что-то случится весьма неприятное, то доверяю тебе владеть всем этим добром, всем моим имуществом. О том держи-ка мою дарственную на твоё имя. В карманах моего кителя найдешь мои документы, в них листок с предполагаемым адресом моей семьи за границей. Если отыщешь их, то половину моих сбережений отправь или передай им, остальное – тебе. И ещё: если что, то обязательно сними с меня золотой нательный крест и мои часы. По ним тебя мои родные обязательно узнают, если когда встретишься с ними. И кое-какие деньги лежат в моём кошельке. Да, о наградах. Я не хочу с ними лежать в этой земле, потому что местный люд может надругаться над телом и похитить мои медали и ордена.