Владимир Коркин (Миронюк) - На Юго-Западном фронте и другие горизонты событий (сборник)

Вот и в соседской большой хате спроворили играть свадьбу. Старика, старуху Миланюк и их сына Сашко пригласили быть всенепременно. А то, как же: живут семьи мирно, да и свежая рыба из пруда Миланюка очень даже сгодится. За праздничным столом в саду хозяев и обменялись впервые взглядами Марта Каленичук и он, Сашко. Стройная, хрупкая блондинка с польскими корнями в роду, с тонкими чертами лица запала в душу парню. И он, видать, был ей по нраву. Незаметно для других присматривались друг к дружке на посиделках, хороводах. Так и настал час, когда в их сердцах проснулась нежность. И тёплая волна слегка туманила им голову, когда девичья ладонь покойно умещалась в тёплой ладони парубка. Настал сладкий вечер, когда он, провожая дивчину домой, слегка приобнял её и нежно поцеловал сначала в уголок рта, после в ароматные губы. И тут на тебе: с австрияками открылась война, враг неумолимо приближался к их селу. Первая партия новобранцев ушла в город на призывной пункт. Сашко прекрасно сознавал, что пусть и не в этом году, а в следующем ему всё равно забреют лоб, и он, крепкий парубок, ещё вволю повоюет с германцами, покажет им, как целить из винта в родную нэньку-Украину. А когда после крестьянских трудов голова плотно припечатывала подушку, перед глазами вставала Марта. Ему казалось, что она краше всех девчонок.

Марта, проводив Сашко в армию, затосковала было. Как он ей люб! Как она мечтала поскорее увидеться с ним. Её любовь к Сашко Миланюку так трепетно вошла в её сердце. Она знала: и Александр любит её без памяти. Односельчане, они до свадьбы жили в противоположных концах Романовки. Он – из семьи крестьянина-середнячка, гнувшего горб на своей пашне; хорошо их выручал большой сад, просторный огород да зарыбленный пруд: с городского рынка звенели злотые в кошельке батьки, да не вдоволь. Хата ничем особым не выделялась. Как и все вокруг – побелена, но крыша, как у многих, не соломенная, а покрыта старым тёсом. Ставни узорчатые. Родители Марты считались зажиточными, семью кормили мельничка, маслодельня, сапожная мастерская – одна на всю округу, коровник и свинарник. Учились Саша и Марта в разных школах, и друг о друге мало что знали. Встречались разве что в церкви. Они познакомились осенью на свадьбе Аннуси – лучшей подруги Марты. Потом отец, покумекав, послал Александра в ближний город Луцк учиться на бухгалтера. Верно решив: с корочками сын и дому принесёт пользу, и в случае нужды не останется без куска хлеба, найдёт работу. Полугодовые курсы Александр закончил блестяще, без труда составлял дебет с кредитом их хозяйства, чем привёл отца в неистовый восторг. На радостях старик вечером пригласил в хату дружков, хватил вволю горилки и впервые проспал зарю. Утром велел впрячь в двуколку лошадей, поручив Сашко объездить рынки и торговые дома Луцка и Ковеля, чтобы вызнать, какой сельский товар, да чтоб с выгодой для себя, можно предложить местным воротилам-торговцам. Блокнот с заточенным карандашом уместился в нагрудном кармане. Сашко впервые отправился в путь выполнять важное поручение батьки. На выходе из села сворачивала на пыльный большак тяжело загруженная телега дядько Каленичука. «Небось, старик повёз в город на продажу муку и масло, никак, сбили. Да и бидоны с молоком. Догоню, хоть словом с дядькой Иваном обмолвлюсь, – решил он». Налегке что же там не догнать телегу с тяжёлой поклажей. Вот они поровнялись. Поздоровались. Оказывается, отец Марты тоже держал путь в Луцк.

– Так ты, Сашко, уже вышел в учёные люди? – спросил дед Иван, важно затягиваясь папиросой.

– Та ни, я покуда по корочке всего лишь счетовод, с правом составлять отчётность, – потупился его попутчик.

– Эге, так то твий шанс выйти в дюже большие писарчуки. Батька твой швыдкий хрестьянин, да помалу и купец. Он охоч до языков, а ты как?

– Дядько Иван, ко мне тоже языки липнут, быстро розумею разну мову. Особо, когда с батькой по рынкам езжу. Мечтал, вестимо, стать образованным. Так хлопот по хозяйству сколько! Да и грош солыдних на учёбу немае. Та и батько не парубок, ему треба добре помогать… Та и вийна на порози хат. Вот-вот нам ходить на нимця. Нашему брату скидок немаэ. А в царску гвардию на кошт не поставят.

– И то, правда, Сашко. Ты парубок дюже крепок. На службу, видать, и коня и сбрую уже справил?

– Есть такое дело, дядько Иван. Хочу в казачью донскую конную дивизию, мабуть кого из хлопцев с родины отца побачу. Такая вот думка. А ежели по секрету, так мечтаю продвинуться по военной службе.

– Добре, хлопец.

За разговорами, прибаутками, самокрутками с табаком-самосадом дорога и время приблизили их к окраине Луцка. Тут они распрощались, дороги развели их в разные стороны. В доме одного купца Александр встретил Николу, школьного приятеля, служившего тут помощником приказчика. Друзья направились поболтать в приусадебную беседку. Самая свежая весть Николы – о вернувшемся с фронта по ранению и контузии Семёне Солодко. Тот оказался в числе защитников крепости Осовец, форты которой, даже оснащённые устаревшими орудиями, сломали зубы немецкому оскалу. Несмотря на значительный перевес в артиллерии и живой силе, противник долго не мог преодолеть сопротивления русских воинов. Никола прервал повествование, спешно пошёл на зов хозяина. Спустя какое-то время, вернулся, и не один, вместе с прихрамывающим унтер-офицером Солодко. Сашко вышел из беседки, пошёл им навстречу. Они обнялись, как старые знакомые. Николай оставил их наедине:

– Хлопцы, я мигом – принесу пивка и солёных бубликов.

Не успели приятели обменяться приветствиями, а Коля Гороховец уже ставил на столик три кружки пива и тарелочку с бубликами. И потекла плавно беседа. По просьбе Александра фронтовик рассказывал:

– Так крепостица наша Осовец была невдалеке от границы с Пруссией, Восточной. Надёжно укрыта в песчаных холмах. Когда зимой пятнадцатого года немцы попёрли на Белосток, им наши фортеции было никак не миновать. Помнится, передовые части пруссаков мы увидели 21 февраля.

– И что мы выставили против австрияков? – поинтересовался Сашко.

– Вот тут-то, другарь, большая закавыка. Немчура превосходила нас во всём. В крепости из двух сотен орудий «тяжелых» было чуть боле семидесяти, остальные старьё, но обслуга вылизывала их, как кот яйца. Вражьё колошматило фортецию многими десятками мощнейших орудий. Так что знаю, каково приходится под обстрелом двухсот десяти, трехсот пяти и даже страшенных четырёхсот двадцати миллиметровых гаубиц: затыкай от канонады уши и молись Господу о спасении.

– Это эти чушки прозвали «большими Бертами»? – спросил Никола.

– Угу, они самые, будь неладны. Один осколок мне ногу и покалечил. И ползунов их острокасочников – видимо-невидимо. А меткачи оказались наши ребята – артиллеристы: сказывали, что даже несколько «Берт» пустили в распыл. И ни шиша до августа нападавшие ничего не могли поделать. Верите, у нас было такое ощущенье, словно за нами, фронтовиками, стоит вся Русь. И мы держались. Никак помнят наши контратаки пруссаки грёбанные. Да и командир был у нас геройский – генерал Николай Алексан-дрыч Брозовский.

Читать дальше