Дмитрий Плынов - Свой чужой ребенок

«Жизнь, как она есть». Казалось, лучшего названия к обзору повести Дмитрия Плынова «Свой чужой ребёнок» не придумаешь. Ведь её сюжет посвящён жизненным коллизиям, которые переживает семья, воспитывающая девочку-тинэйджера.

Но на этом довольно широко возделанном и психологами, и педагогами, и писателями сюжетном поле Д. Плынов засеял свои авторские мировоззренческие приоритеты, главный из которых – подросток в системе семейных отношений.

Говоря словами мудрого Старца Амвросия Оптинского, речь пойдёт о «чадце», которому предстоит усвоить жизненные уроки: и те, которые преподнесёт ему окружающий мир, и те, которые втолкуют ему родители.

В целом повесть «Свой чужой ребёнок» производит неоднозначное впечатление. Не с точки зрения писательского мастерства, с этим дело обстоит более чем хорошо. А потому, что в ней поднимается насущная и вместе с тем вечная проблема взаимоотношения детей и родителей.

Повесть современна, и описанный общий социальный фон для читателя знаком и узнаваем.

В произведении выпукло отражена нынешняя действительность: «три кита» бюрократии продолжают править в стране. И чем дальше от Москвы находилась область, тем незыблемее они стояли на страже чиновничьего благополучия. Неумеренный карьеризм, раболепное почитание вышестоящего, круговая порука, названная теперь политической элитой, – залог продвижения и достатка».

Автор весьма обеспокоенно рассказывает о том, что некоторые, так называемые элитные семьи руководящих работников, окунувшись в мафиозную чиновничью сферу, круговую поруку и коррупцию, совсем теряют нравственные ориентиры и ценности. Из многих морально-этических понятий, таких как дружба, верность, уважение, любовь, их образ жизни выхолащивает изначальный сокровенный смысл.

«Странная была эта дружба – по графику. В основном с 9 до 20, по рабочим дням, а свободное время каждый проводил по-своему. Даже семьи практически не были знакомы. Таких друзей у Федорова было много, и несмотря на трепетное отношение к понятию «друг», Владимир Сергеевич приобретал их с завидной регулярностью и с такой же частотой терял.

Всё просто. Позвонит Альберт Федорову и предложит пообедать вместе, предупредив заранее, что не один будет. Владимир Сергеевич не отказывается: «Твой друг – мой друг». Короткое застолье и глядишь, после обеда еще один друг образовался. Через месяц уже тот звонит – «твой друг – мой друг». И так далее. А спустя год или меньше Альберт вдруг обидится на кого и цепочка рассыпалась. Небольшой перерыв и все заново. От дружбы такой сплошная прибыль в прямом и переносном смысле».

Автор с нескрываемой тревогой повествует о судьбе пятнадцатилетней Кати – дочери заместителя губернатора области Владимира Сергеевича и главного врача областной больницы Светланы Петровны Фёдоровых.

Эта тревога прочитывается в самом названии повести, выраженном таким литературным приёмом, как оксюморон, совмещающим несовместимое: когда свой ребёнок превращается в чужого, с одной стороны, и когда, лелея родного ребёнка, можно уничтожить, морально раздавить чужого. Это и есть лейтмотив повести, пронизывающий весь сюжет.

Рассказанные автором сюжетные события драматичны, античеловечны в действиях родителей по отношению к дочери.

Не оказывая должного внимания подростку, сведя заботу о нём исключительно к потаканию в исполнении разных, не всегда оправданных желаний, ни в чём не отказывая ему («Любой каприз, любой намек, и родители бежали сломя голову»), отец и мать потеряли родственную не по крови, а по состоянию внутреннего мира, связующую тонкую нить духовного родства со своим ребёнком.

Так зачастую и бывает, когда взрослые устраивают для себя, а не для ребёнка, моральный комфорт от формальной заботы о детях, подчиняя их интересы своим собственным.

Если ещё Светлана Петровна по-матерински, по-женски более мягко реагирует на увлечение дочери парнем «не из своего круга», то отец-чиновник, всецело поглощённый карьерным ростом («предчувствуя серьезный карьерный рост и возможность переезда в Москву, Владимир Сергеевич с еще большим рвением стал служить своему делу»), не просто резок, а жесток и непререкаем.

«И вот представь себе со стороны, что сегодня произошло: «Дочь заместителя губернатора, без пяти минут сенатора, связалась с местными хулиганами. А сам Федоров не только не замечает этого, но еще и по выставкам ходит, любуется фотографиями с их «мордами». Вот, что скажут!

– Володя, не так грубо, пожалуйста. Они же дети! – Светлана Петровна попыталась остудить пыл мужа.

– Хорошо, хорошо! Извини. Но если она не думает о нас с тобой, то пусть о своих мечтах тоже забудет! Куда она хотела? В МГУ, на журфак? Ха-ха-ха. – Владимир Сергеевич демонстративно взялся за живот руками, изображая смех. – Таких как мы с периферии в Москве пруд пруди! И все мечтают в МГУ! Не меньше!

– Послушай, Володя, может быть, ты сгущаешь краски? Ну, побесятся немного, как они говорят, потусуются и разбегутся.

– Может и так. Вопрос – когда? Вели завтра, то можно спать спокойно, а послезавтра – будет поздно! Мимолетное увлечение нашей красавицы выйдет всем боком».

И как это по обыкновению бывает, высокопоставленный чиновник, забывая о сокровенности отцовства, предпринимает, по его мнению, спасительные шаги, организуя через «бартерную» дружбу с облвоенкомом отправку Анатолия в армию. Этим самым ещё больше усугубляя положение несовершеннолетней, теперь уже будущей, мамы. Да. Как это и случается с юными: эмоции, первое чувство захлестнуло их, и они не смогли его подчинить элементарному благоразумию: Катя забеременела.

Родителям, так рьяно делающим карьеру, подчиняя все желанию переехать в Москву, ничего по их разумению не оставалось, как стать на ложный преступный путь: обмануть родную дочь, развести по разные стороны влюблённых и избавить дочь от нежеланного ребёнка. Д. Плынов не судит, не анализирует их поступки, он оставляет эту возможность читателю. Между строк остаются и два аспекта толкования фразы «свой чужой ребёнок »: отец с матерью отнеслись к родной дочери как к чужому чаду, ибо не посчитались с её чувствами, моральным и физическим состоянием; не проявили родительских чувств к Анатолию; а подруга матери – тётя Валя, так неистово оберегающая свою семью и своих детей, также беспринципна и жестокосердна к будущему ребёнку Катерины. Вот и получается: одно дело свои дети, и совсем другое – чужие, потому что родной ребёнок становится чужим, в основном, только по вине взрослых.