Сергей Платон - Тонкие повести. Стеклобой/Театральные каверзы/Инглубагла

Таких «пейзажей из окна» Кирилл понаписал к тому времени целую папку. Чего уж далеко ходить за красотой? Открыл окно мансарды и пиши себе на здоровьице! Только вот этот сюжет оказался непростым. Край озера, облачное небо и заросшая лесом, будто мхом, пирамида самого высокого холма, прозванная в поселке сопкой – вот и весь сюжет, все начиналось как обычно. Потом облака отчего-то потемнели и сквозь них проступили точечные звезды. Потом облака вообще растворились в бархатной черноте. Звезды появились, словно россыпи дробленого риса, разбросанные по черному стеклу. Разных звезд и звездных бликов становилось все больше и больше, пока они не сложились в лебединый силуэт. Удивительно. Сам собою проявился космический лебедь. Красавец!

Мама увидела, ахнула:

– Цыпка ты моя! Какую красоту наделал! Баско! – и, ласково улыбаясь, принялась старательно стряхивать несуществующие пылинки со стерильно чистой футболки.

Значит, получился.

А вот на его отражении всё забуксовало. Небо же должно отражаться в воде, правильно? Кира тут же старательно отразил по всем законам композиции и перспективы. Получилась какая-то пошлейшая игральная карта. Дрянь картинка. Замазал воду и расстроился. Ну, не хватает неба в озере, хоть тресни! Вот же упрямый какой!

Еще несколько месяцев писал его отражение и записывал, писал и записывал, пока не додумался, что между небом и водой всегда есть ветер. Значит, не может озеро быть спокойным и зеркально ровным. Оно таким и не бывало никогда. Нужна какая-то зыбь, наверное, волны или даже шторм. Тогда и звездное отражение заиграет, оживет. Когда попробовал, все стало получаться. Не сразу, медленно, но верно получалось.

Иначе в настоящем творчестве, поди, и не бывает.

Да еще и некоторые заводские «новые новости» крепко отвлекали от высокого искусства, не всякий день удавалось подойти к холсту. Частенько приходилось оставаться после смены, чтоб «дотыкать» мордочки и крылья для зеленых лебедей.

Сам виноват. Сам же выдумал делать из отбракованного изумрудного стекла вазы в форме лебедей. Никому, кроме Кирилла, их мордочки и крылья пока не удавались. Как ни напрягались опытные мужики, сикось-накось у них выходило, не могли освоить кирины затейливые щипки и поддувки. Приходилось дорабатывать, куда деваться?

Из бутылочных лебедей уже наладилась крутая подработка для всего поселка. Старшие дети и почти все жены заводчан каждую ночь, как на работу, ходили на станцию, продавать вазы заспанным пассажирам четырех проходящих поездов. У некоторых особенно прытких получалось заработать за ночь больше, чем давали в получку за месяц. Полпоселка за полгода всерьез занялось этим заработком. Кое-кто умудрялся продавать даже «недотыканки», то есть не исправленные Кириллом заготовки.

– Стекло, стекло! Вазы, кружки, стекло! – пронзительным гусиным кряком верещал Иван, носясь вдоль железнодорожного состава. Увешанный пакетами, коробками и сумками, Кирилл еле поспевал за ходким другом.

Из двадцати вагонов на плохо освещенную платформу лениво вываливалась темная масса разминающихся проезжающих. Молодые закуривали, тетки и старухи закупались едой, мужики брали пиво в киоске. Крики про стекло и вазы неслись со всех сторон. Пассажиры сначала шарахались, пробуя увернуться от навязчивых торговцев, потом приглядывались к необычному товару, вертели в руках, о чем-то спрашивали, хихикали и покупали стеклянных лебедей-мутантов. И зачем они им?

– Так. Давай-ка пару ваз еще. Щас по вагонам пробежим, – оглушил подскочивший сзади Ваня. Я восемь уже сдал! На каждом его пальце висело по кружке, на шее – пакет с вазами, в ладонях – тоже вазы.

– Я по вагонам не пойду, – испугался Кирилл, – билета нет, и как я там с коробками?

– Болван ты, Кира, я пойду. А ты иди снаружи и за мной смотри. Всосал?

– Чего всосал?

– Да ничего! – ругался Ванька. – Ты, блин, художник, не тупи уже, прорюхивай скорее! Ты – снаружи, я – внутри. Так и пойдем. Понял? Лучше бы Натаху взяли. Всё, понеслись!

«Какой он возбужденный, нахальный, незнакомый, – впопыхах соображал Кирилл, – я так не умею, ничего бы здесь я бы не продал никогда, и нечего сюда ходить. Лучше буду делать, а не продавать. Действительно, пускай Наталья ходит. Она веселая и тоже наглая».

В хвосте состава посмотрели по пустым коробкам. Круто! Оставался один «недоделанный» лебедь. Ванечка схватил его за шею и нырнул в толпу. Какой-то прощелыга, а не друг.

Дожидаясь его возвращения, Кира медленно слонялся по бурлящему перрону и прислушивался к себе. Бизнес на сегодня получился, надо бы порадоваться, а его всерьёз мутило. Странно. Глядел на динамичную торговлю, слушал гомон сотни резких голосов, гудки локомотива, звяканье стекла и мрачно супился.

– Бери, мужик, чего раздумывать? – противно крякнул рядом ванькин голос.

Иван обрабатывал стеснительного парня в очках.

– Не, мне не надо, – боязливо упирался очкарик.

– Как, не надо-то? Бери! Глянь, какой лебедь!

– Куда он мне?

– В подарок. Или дома на столе поставишь.

– Да нет, спасибо.

– Не спасибо, а бери!

Кириллу на секунду показалось, что Иван сейчас с размаху треснет нерешительного покупателя по шее.

– Ну, я не знаю, у меня в вагоне деньги, – сдался тщедушный покупатель.

– И чо стоишь? Беги! Мы подождем. Хотя, постой, пойдем-ка лучше вместе. Сейчас же отправление дадут. Тебе коробку дать к нему?

– Давайте, – оторопело согласился побежденный пассажир.

Оба поднялись в вагон. По дороге из рук Киры шустрый и какой-то уж совсем похабно оборзевший Ванька грубо выдернул первую попавшуюся упаковку.

– Фу. Еле уломал козлину, – чуть позже счастливо кричал Иван, в последний момент оттолкнув проводницу и спрыгнув с уже перекрытых вагонных ступенек. Он с удовольствием показывал откровенные «факи» вслед уходящему поезду.

– Тебе не противно? – поинтересовался Кирилл.

– Противно конечно, я же таких «ботанов» ненавижу, но они в основном и берут, сдать же надо твоих лебедей, не домой же уносить, – по-своему понял вопрос начинающий успокаиваться дерзкий железнодорожный маркетолог.

– Здорово у тебя получается, – кисло похвалил Кирилл, на самом деле думая о том, что сам-то он и есть такой же вот «ботаник», только без очков. И при случае, такие как Иван влегкую впарят ему какую-нибудь ненужную ерунду, а он ее возьмет, испугавшись «наезда», избегая мерзкого конфликта. Птичий характер.

Больше в станционной торговле он участия не принимал. Друзья уже не приглашали, чему он был только рад. Да там и без него продажи расцветали пышным цветом.

Киру за это дело на заводе очень зауважали, иначе, как художником, теперь уже не звали. А сам художник недоумевал. Чушь бессмысленная, по-сердцу сказать, какая-то плевая ерундистика, чепуха принесла ему настоящую славу и быстрое признание среди людей. Не сложные, многослойные лебединые картинки и холсты, а вульгарные, совсем простейшие бутылочные лебеди.