Марина Макущенко - И в печали, и в радости

Юра не пьет, по крайней мере я за ним такого не замечала, и я не знаю, может, у него и есть кто-то. Какая-то терпеливая и не требующая огласки связь? Но его личное отшельничество не дает моей фантазии никакой возможности представить эту женщину. По-моему, он несовместим с нормальной жизнью и… грустно, но правильно, что Юра не стал заводить полноценную семью. Такие, как он, тоже не имеют права кого-то заводить и делать заложниками своей эгоистичной, но нужной обществу профессии.

А в больнице мне тяжело, потому что медсестры и врачи женского пола, которые невесть на что надеялись, усмотрели во мне соперницу. Мне некогда им что-то объяснять, и, по большому счету, я жду, когда они опомнятся, потому что слишком очевидна бесперспективность Мисценовского в качестве ухажера. Со временем я научилась быть безразличной к местному персоналу, самый трудный случай был при моем первом визите в больницу.

Был уже вечер, у Мишки поднялась температура, а Юра не брал трубку, потому что оперировал. Мне нужно было что-то предпринять.

Я позвонила своей сестре, а та отправила меня в больницу. Я пошла в детское отделение. Назвала фамилию Миши, врачи засуетились, поставили капельницу. У малого был бронхит. Когда он заснул, я попросила нянечку посмотреть за ребенком, чтоб самой выйти на пятнадцать минут. Поднялась в нейрохирургическое. Вдруг он телефон дома оставил и я писала СМС в ящик стола в соседней комнате?

– Добрый вечер. Мне нужен Юрий Мисценовский.

Пухлая блондинка, примерно под сорок, смерила меня скептическим взглядом. На имя развернулись две бабочки в углу – хорошенькие юные медсестрички.

– Девушка, вас не смущает, что рабочий день закончился три часа назад?

– А по личным вопросам к Мисценовскому у Вали отдельный журнал, – подлетела одна. – Вы записаны?

– Нет.

Бабочки на глазах превращались в волосатых гусениц, а потом в шипящих змей.

– Мне он очень нужен. Я звонила вам на ресепшн.

– Вы Мари… Маричка?

– Да, это я!

– Я помню, вы звонили раз десять. Вы правда думаете, что такая настырность вам поможет?

– Вы что, издеваетесь надо мной?

Я, конечно, понимаю: они меня не знают, на часах – девять вечера, на мне – короткое платье. Сегодня я в который раз планировала пойти потанцевать танго, но милонгу пришлось опять перенести на следующую неделю. Я понимаю, что выгляжу не как няня, но так нагло со мной разговаривать тоже нельзя!

– Я же вам звонила и говорила, я по поводу его сына. Он заболел.

– Ну да, – прошипела змея. – Тут уже и от его сына приходили, и с сыном. Помнишь, Валя, ту, с животом? Так она носила его сына и в журнал не попала! И про маму нам говорили, и что умирают. Чего только не придумывали…

– Я не придумываю, и мне все равно, что было раньше.

– Такое тоже говорили. – Змеи зашипели.

Голова раскалывалась.

– Вы мне скажите одно: у него телефон с собой? Он на операции?

– Девушка, я не уполномочена называть местопребывание доктора Мисценовского. Его телефон всегда при нем. Если… вдруг… вы ему понадобитесь – он вас наберет.

С чувством безысходности я села на диван в приемной. Что делать? Вернусь в отделение, но там будут спрашивать: можно ли Мише колоть это, а можно ли вводить то, а нет ли у него аллергии? А я не знаю! Не знаю лекарств, не знаю Мишиной истории болезни.

Дверь открылась. Вышел Юра, за ним какие-то люди. Он подошел к Вале, той блондинке, дал какие-то указания бабочкам. Да, они опять стали милыми и пестрыми. Собрался уходить и увидел меня.

– Маричка? Что ты здесь делаешь? Где Миша? Он с Игорем Борисовичем?

– Игорь Борисович боится высоких температур, а у Миши тридцать девять и семь. Сейчас ему капают антибиотики.

– Что? Почему ты раньше не сказала? – Он посмотрел на телефон и выругался. – Прости, тяжелая операция была, я телефон не чувствовал.

По-моему, он и ноги плохо чувствовал. Под глазами – круги. Осунувшийся. Остальная команда – в таком же убитом состоянии.

– Сейчас я быстро переоденусь и спущусь. Он в детском? И на будущее: просто скажешь Вале, она зайдет ко мне в операционную и поможет тебе.

– Знаешь, Юра, – я уже не могла его жалеть, – на будущее: можно мне в том другом журнале, в котором у тебя список по личным вопросам, какой-то резерв? Потому что сегодня я в него не попала!

– Какой еще журнал?

– Спроси у своей Вали.

– Валя! – рявкнул он. Он именно рявкнул. Я оценила, насколько тихо и лояльно он говорил до этого.

Бабочки перестали махать крылышками, у бездыханной команды появился интерес к жизни. Валя засеменила к нам.

– Она тебе звонила?

Валя не сразу ответила:

– Да. Юрий Игоревич, ну вы же сами мне говорили никогда вас не беспокоить по таким вопросам…

– По каким «таким» вопросам? Значит, так. Эту девушку зовут Маричка. Запомнила? У меня операция, у меня встреча, я сплю, я у главврача – не имеет значения. Ты должна сделать все, чтобы она знала, где я, и могла со мной связаться. Ты поняла?

Валя смотрела на меня, как будто стала свидетелем чуда. Страшного и нежданного чуда.

– Поняла, Юрий Игоревич.

– Ты подождешь меня? – Вопрос, адресованный мне, звучал почти ласково на контрасте с раздраженными нотками в адрес персонала. – Я быстро.

Тогда я почувствовала сладость мести, но бабочки разнесли сплетню по всей больнице, и с тех пор меня преследовали колкие замечания, взгляды в спину, шушуканье за соседними столиками в больничном кафе. Хотя это все меркло по сравнению с приобретенным – я заполучила Валю! В качестве главного шпиона и доносчика. Валя была из тех людей, которые громко кричат, а объясняют это тем, что «я не кричу, у меня голос такой», не любят пререканий, но подобострастничают и преданы авторитетным и сильным. Не самый любимый тип людей, но хороший секретарь. Тем более что она не лелеяла мечту о Юрином сердце и быстро отгоняла от него выздоровевших пациенток и персонал, который приходил не по делу.

После того случая Валя почуяла: есть кто-то, кто может влиять на шефа! И мудро – и молниеносно! – поменяла тактику, манеру говорить и действовать в отношении меня. Да, это противно, но это полезно! Теперь я регулярно, несколько раз в день, получала от нее СМС с изменениями в Юрином расписании. Конечно, он знал об этом и потворствовал. Чем лучше я буду знать его график, тем лучше распланирую наше общее время.

Он:Юра поставил точку, сохранил, перечитал, еще раз сохранил, вбил в поле адреса имя Шенклера, и его электронка автоматически высветилась. «Send» – нажал Юра.

«Oh, ja». Он откинулся на спинку кресла и расслабился. Он это сделал! Наконец-то описал исследование, результаты которого получил еще полтора месяца назад. Какое облегчение! Он потянулся всем телом.