Марина Макущенко - И в печали, и в радости

Эти черные настроения посещали меня очень часто еще в прошлый мой приход в репортерство, когда я мнила себя счастливо замужней, молодой, талантливой и очень успешной журналисткой. Меня тогда так обложили эти мысли, что я в отчаянии начала сбрасывать с себя балласт: резко отказалась от работы, а потом и от мужа. И первое было болезненнее! Это правда, и все это знают. И муж знал, что работа для меня важнее. И все коллеги знают, потому что сами все такие. И друзья с этим смирились. Я тогда все сбросила, написала часть диссертации, посидела в темноте и с криком бросилась назад.

Успела воткнуть носок в захлопывающуюся дверь, перевела дыхание, прежде чем войти и сказать себе: «Я это делаю не для эмоций, не ради статуса, а за деньги. Чтобы у меня была возможность из этого выйти и стать настоящей». И вошла.

И вот тут понеслось: эмоции, связи, эксклюзивы, истории, прямые включения. Это сладко, и это прекрасно вытесняет потребность во всем остальном: в семье, комфорте, доме, сексе (не могу не передать привет от Фрейда). И я успокаивала себя хотя бы тем, что понимаю: большинство катастроф, о которых мы говорим, – надуманы, подлые люди всего лишь не успели сориентироваться перед камерой (с другой стороны, всенародные любимцы, скорее всего, просто умеют пиариться, и вполне возможно, что их главная страсть – развращение провинциальных мальчиков). А о том, как же жить и как перестать бояться, скажут в программе, которая выйдет в два тридцать, когда вы все спите, и она будет скучной, потому что журналисты, режиссеры, операторы, которые умеют делать хорошо и красиво, работают там, где платят деньги за проблемы, за конфликты и, главное, за шоу. Я это понимаю, и я это делаю, потому что есть такая высокооплачиваемая профессия. И я продолжаю сидеть на дозе, надеясь, что когда-нибудь соскочу с нее навсегда.

Я опять была на подъезде к Киеву, но меня завернули в Черниговскую область, искать невесту маньяка. Продолжалась интимно-семейная тема, я третью неделю копаюсь в чувствах людей. Без спросу, без наркоза, с последствиями для их жизней. Я не смогла остаться на поверхности, просто снять их судьбы и беспристрастно отдать на монтаж. Я должна была понять их мотивы, хуже того – от меня требовали новых, щемящих душу подробностей. Последние несколько месяцев мне удавалось заниматься преимущественно событийными и политическими темами, в которых я могла позволить себе не жалеть героев сюжетов, но теперь от меня хотели другого. От меня хотели невесту, которая недавно никому, кроме невзрачного маньяка, не была нужна, а теперь за ней охотятся все журналисты всех каналов. Я должна быть первой!

Мы приехали в маленький городок, расположившийся вокруг пивзавода. В воздухе стоял противный запах. Я оставила оператора в машине, попросив его снимать мою разведку через стекло в автомобиле. На куртку я нацепила маленький черный микрофон, размером не больше кнопки. На шею надела шнурок, на конце которого болтался телефон. Он был включен на запись видео. Я подходила к прохожим:

– Извините, я журналист, я ищу одного человека. Может, вы мне поможете?

Остановилась женщина с велосипедом.

– Тут, говорят, маньяка задержали.

– Я ничего не знаю! Не видела, говорю! Не мешайте, дайте проехать! – Она, как могла поспешно, взгромоздилась на велосипед и уехала.

Я подошла к девушке, которая торговала семечками.

– Можно стаканчик? Скажите, вы про маньяка ничего не слышали?

– Маньяка?

– Да, изнасиловал двадцать две девушки…

– Неее. Я из села, семки тут продаю…

– Понятно. А не знаете, что это за запах?

– Пивзавод сливает отходы в озеро, вот и воняет. У меня папка там работает…

– Как же вы тут живете? Дышать невозможно…

– А вы что, не местная?

– Нет, я первый раз тут. Маньяка ищу.

– Зачем вам маньяк?

– Он тут, говорят, жениться на ком-то хотел… А кто может знать?

– Так в магазине! Там все знают!

В магазине ничего не знали, на почте – тоже. Я прошла пешком несколько кварталов, машина медленно ехала за мной.

Какие-то киоски с облезлой краской на стенах. Я подошла к ним:

– Здрасьте, пиво местное у вас продается?

– Конечно, – ответила женщина.

– А фонарики? А то уже темнеет, а у вас тут страшно ходить…

– Почему это у нас страшно?

Я задела ее.

– Ну, маньяк тут у вас живет, говорят…

– Уже не живет, забрали!

– Вы уверены? Дайте еще рыбу, сколько стоит?

– Двадцать гривень.

– Уверены, что забрали его? Откуда вам знать? – провоцировала я.

– Знаю. Он у моей соседки ошивался.

– Так это правда, что у него невеста тут была? – я протянула ей пятьдесят гривень за пиво и две сушеные рыбины.

– Да какая невеста? Сожительница!

– Молодая, наверное…

– Наташка? Да ей больше, чем мне!

– Ну так я и говорю… Вы же молодая еще. И не страшно вам было?

– А кто же знал? Нормальный такой с виду, тихий… Он мне как-то сумки помог нести, представляете? Я как подумаю теперь! У меня дочке шестнадцать лет.

– Ужас! Это же что могло быть! Представляю, какого вы страху натерпелись… А она что же, алкоголичка какая-то? Чего это к себе маньяка пустила?

– Я же вам говорю: не знал никто! Она – парикмахер! Возле почты работает… Гордая ходила, всю жизнь мужиков игнорировала… Получила теперь.

– Ясно. А вам не страшно возвращаться домой? Далеко живете?

Слово за слово, я узнала адрес. Пиво с рыбой отдала водителю, пообещала рано утром из отеля не выезжать. Только сегодня надо будет еще поработать.

Мы приехали к ее дому и поднялись с оператором к ее квартире, я нажала на звонок. Никто не открывал. Мы вышли. Уехали на поиски парикмахерской, сняли здание и табличку «Закрыто». Уже был вечер, рабочий день закончился. Мы вернулись, сняли ее балкон, поднялись, позвонили, нам опять никто не открыл. В восемь вечера мы увидели из окна машины, как в подъезд вошла женщина с девочкой-подростком. Я бы ей не дала и сорока: блондинка, модная стрижка, симпатичная, ухоженная. Мы и ее сняли, на всякий случай, а потом увидели, как загорелся свет на ее балконе. Понятно. Продавец в киоске – завистливая дура. Если Наташа и старше ее, то выглядит младше лет на десять.

Мы поднялись, стали перед дверью. У нас было несколько часов, чтобы проговорить возможные сценарии ее поведения. Меня устраивал только один, и я не могла им рисковать.

– Готов? – спросила я оператора.

Он махнул, я нажала на звонок.

Она открыла дверь, он нажал на кнопку, и луч от лампы над камерой ослепил ее. Я коленом не дала двери закрыться:

– Наташа, это телевидение. Мы приехали за информацией о Михаиле Сергеенко. Это правда, что он жил с вами в этой квартире?

Мы ворвались, не дав ей прийти в себя.

– Он только приходил в гости… – отступала она, завороженно глядя на микрофон.