Владимир Волкович - Судьба на роду начертана

Они рухнули на железную односпальную больничную кровать, и она отчаянно заскрипела, не выдержав урагана страстей…

Холодный зимний рассвет нехотя вполз в окно, осветив разбросанную по полу одежду и обнаженные тела мужчины и женщины, забывшихся в коротком сне.

На попутной полуторке Борис возвращался в свою дивизию. Последние две недели промелькнули с быстротой молнии. С Леной они вели себя на людях подчеркнуто официально, но встречаясь вечером, не могли оторваться и насытиться друг другом, как изголодавшиеся хищники. Из госпиталя Борис отправил Але всего два письма: он не хотел беспокоить ее тем, что тяжело ранен, да и первые недели был лежачим и не мог писать. Однако и потом, когда он уже вставал, тоже не писал, но уже по другой причине. Аля – родная и любимая, была далеко, а Лена – такая желанная и манящая рядом, только протяни руку. И он протянул ее. И что же теперь?

Борис копался в себе, пытался что-то анализировать, чем-то оправдать такую бешеную, неуправляемую страсть. Но находил только какие-то жалкие причины, которые вызывали лишь досаду на себя.

Утром Борис попрощался с Леной. Он успокоился, страсть улеглась, они насладились друг другом за эти две недели. Но почему она так тревожно-вопросительно заглядывала в глаза его, почему тормошила и спрашивала через каждые пять минут:

– Ты меня, правда, любишь?

Борис кивал головой, он и сам не мог еще разобраться в своих чувствах, но любви, такой любви, как с Алей, тут, конечно, и в помине не было. А что же тогда было?

От этих вопросов, на которые он не мог найти ответа, ужасно болела голова, до тошноты стыдно было перед самим собой, словно он совершил преступление, совершил предательство. Вот если он погибнет, если его убьют в бою, тогда это будет хоть как-то объяснимо, он смоет кровью свою вину, – так обычно говорили в войсках штрафникам. Потом Борис отгонял эти детские, но от этого не менее муторные мысли и торопил водителя, стремясь поскорее добраться в свою часть и забыть все:

– Ну, что мы словно на старой измученной кляче едем. Нельзя ли побыстрее?

– Быстрее нельзя, товарищ старший лейтенант, видите какая дорога, одни ямы да ухабы, – оправдывался шофер.

За время отсутствия Бориса наши войска уже прошли Польшу, Померанию и повернули на Берлинское направление. Борису присвоили очередное воинское звание – капитан, и он принял батальон. Быстро вошел в курс дел в подразделении, познакомился с людьми. Использовал короткое затишье для обучения людей ближнему бою в крупном населенном пункте. Впереди Берлин. В один из дней Борис узнал о гибели командира полка, бывшего своего ротного еще с Урала. Тот погиб на командном пункте после прямого попадания снаряда. Сейчас, уже сам став командиром, Борис понял, какому риску подвергал ротный его и себя, когда отпускал на ночь к Але. Опоздай он тогда к посадке в эшелон, его бы сочли дезертиром, а непосредственного командира – пособником. Законы военного времени предусматривали за это самое суровое наказание.

Главные силы 1-го Белорусского фронта сосредоточились для общего наступления. Застыли на огромном фронте десятки стрелковых дивизий, состоящих из опытных, закаленных бойцов. Армады танков, с полностью заправленными баками и боекомплектом, изготовились для броска вперед. Густо сосредоточенные артиллерийские подразделения и гвардейские минометы готовились огневым валом поддержать наступающую пехоту.

Сжатые, как пружины, десятки тысяч людей каждую минуту ожидали сигнала к атаке.

Незадолго до рассвета, в пять часов, мощный небывалый гул разорвал тишину, раскололись земля и небо. Тысячи сверкающих трасс прорезали темноту, сотни бомбардировщиков с зажженными огнями закрыли небо и звезды. Дрожала земля, сплошная лавина огня накрыла траншеи гитлеровцев. Через полчаса полторы сотни прожекторов уперлись лучами в передний край немцев, и роты пошли в атаку. Они быстро ворвались в первую траншею противника, потом, не останавливаясь, во вторую и третью…

Когда рассвело и бойцы закрепились в немецких траншеях, Бориса вызвали на командный пункт полка. Он шел через недавнее поле боя: дымилась земля, искореженная воронками, перемешанные с ней обломки искалеченной техники и танковых гусениц являли собой какой-то неземной ландшафт. Санитары уносили раненых, похоронные команды собирали убитых.

– Смотри сюда, – командир полка тыкал пальцем в точку на карте. – Это – автострада, ведущая к Берлину. Твой батальон должен ее перерезать и не допустить подхода подкреплений к осажденному гарнизону Берлина.

Борис молча выслушал командира. Задача предстояла трудная: пройти насквозь сильно укрепленный лесной район, не ввязываясь в затяжные бои, выйти к автостраде, оставляя позади раздробленные, но вполне боеспособные группы фашистов.

– Товарищ командир, к вам медики, – доложил часовой. Плащ-палатка, закрывавшая вход, отодвинулась и в проеме двери показались две девушки.

– Товарищ капитан, начальник медпункта вашего батальона, лейтенант медицинской службы Короткова прибыла для прохождения службы. Со мной санинструктор Татьяна.

Борис во все глаза смотрел на Лену.

– Кто это тебя сюда направил? – спросил он строго, не обращая внимания на санинструктора. – Батальон завтра рано утром выступает на ответственное задание.

– Вот потому и направили, – ничуть не смутившись от строгих слов Бориса, ответила Лена.

– Я сейчас свяжусь с комполка, попрошу, чтобы вас забрали в полк. У меня в батальоне есть санинструктор.

– Вы это не сделаете, товарищ капитан, мы пришли сюда выполнять свой долг, а не отсиживаться в тылу.

Голос Лены был настолько решителен и тверд, что Борис махнул рукой:

– А, бес с вами, оставайтесь, – и добавил, – только потом, чтобы ко мне претензий не было.

– Не будет, товарищ капитан, – уже весело заключила Лена.

Чтобы иметь более ясную картину о характере укреплений врага, Борис выслал разведчиков с заданием взять «языка». Разведчики задание выполнили, «язык» оказался ценным.

Выступать решили ранним утром, еще затемно.

Ночью, когда все улеглись, стараясь отдохнуть перед предстоящим маршем и боем, Лена пришла в землянку к Борису.

– Я люблю тебя, люблю тебя, я не могу без тебя жить, – жарко шептала она, прижимаясь к нему горячим от возбуждения и желания телом.

– Ты специально ко мне попросилась? – Спросил Борис, лаская Лену, гладя ее груди и бедра…

– Да, специально, – ответила она, ничуть не смутившись. – Чай, не к теще на блины иду, на передовую. Я хочу быть рядом с тобой, только рядом с тобой.

Этой ночью они не сомкнули глаз, забылись только под утро.

– Товарищ командир, светает, пора уже, – разбудил Бориса часовой, деликатно постучав по бревну, служившему стойкой.