Владимир Волкович - Судьба на роду начертана

Через неделю Борис стал подниматься, Курт менял повязки, раны быстро заживали, и контузия, от которой Борис заикался, тоже проходила. Молодой, сильный организм переборол ранения. Однажды вместе с Куртом пришел и полковник.

– Не буду от вас скрывать, что мы взяли вас после одного из боев для определенной цели. – Курт старательно переводил, иногда переспрашивая и уточняя у полковника. Они сидели втроем за большим прямоугольным столом, на котором возвышалась квадратная бутылка шнапса и пузырилась газом минеральная вода. – Германия проиграла войну, я уже давно знал, что это случится, и обдумал все заранее. Вы – храбрый боевой офицер, я уважаю достойных солдат противника. Но теперь мы можем стать союзниками. Я мог бы убить вас еще тогда, но сразу решил, что мы понадобимся друг другу. Я сохранил вашу жизнь, а вы должны сохранить мою.

Полковник кивнул Курту, тот налил в маленькие рюмки шнапса, а в высокие резные стаканы – минералки.

– За наш общий успех, – полковник выпил, не чокаясь, за ним Курт. Борис поднес рюмку ко рту и опрокинул залпом.

«Ну и гадость», – подумал про себя.

– Я слушаю, господин оберст.

– Теперь к делу. – Полковник придвинулся ближе к Борису, положил руки на стол, чтобы показать важность предстоящего разговора. – Мы находимся в советской зоне оккупации Германии. Вы должны помочь нам перейти в американскую зону.

– Что я должен для этого сделать?

– Все детали операции мы обсудим позже. А пока скажу только одно: я лично, по указанию рейхсфюрера, спрятал золото и драгоценные камни, поступившие из концлагерей, в надежном месте. Сейчас оно находится на территории, контролируемой американцами. После того, как мы туда попадем, можете выбирать: или вернетесь в советскую зону, где вас будут долго допрашивать и, скорее всего, упрячут в какой-нибудь сибирский лагерь, или станете очень богатым, получите свою часть от спрятанного. Пойдем небольшим отрядом. Срок подготовки – две недели. – И добавил уходя: – Я умею быть благодарным.

Вечером, когда Курт принес ужин, Борис попытался задать несколько вопросов:

– Курт, а что ты делаешь в этой компании?

– Я же говорил, что меня мобилизовали как переводчика.

– Так война же кончилась, иди домой.

– Странный вы человек, кто же меня отпустит, застрелят и все, если буду настаивать на своем.

Борис понял, что Курт, хотя и не является эсэсовцем, но, как немец, пунктуален и привык исполнять приказы.

– А что, оберст и тебе тоже обещал награду золотом?

– Мне – нет. Обещал, что хорошо заплатит, и я буду обеспечен на всю жизнь. А у меня семья большая, мы бедно живем, от Гитлера ничего не получили, только сына моего забрал на войну, да так и сгинул где-то на Восточном фронте.

– Ты пойдешь вместе с оберстом за драгоценностями к американцам?

Курт опасливо оглянулся на дверь, потом приблизился к Борису и прошептал:

– Я так предполагаю, господин капитан, что драгоценности эти где-то тут поблизости находятся. Но оберст боится их выдать русским, его расстреляют, а золото и камни заберут себе.

– Да уж, не напрасно боится оберст, только не себе заберут наши, а государству отдадут.

– Так это еще хуже: ни себе, ни людям.

Всю ночь в штольне велись какие-то работы, стук и отрывистые голоса не давали уснуть. Борис обдумывал ситуацию, в которую попал: слишком много неизвестных, чтобы можно было принять правильное решение. Чего же по-настоящему хочет эсэсовский полковник: переправить эти драгоценности в американскую зону, даже если они и находятся в этой штольне? Это слишком опасно сейчас, когда на дорогах усиленные посты, а в Германии миллион советских солдат. Может быть, он не успел уйти к американцам, когда наши еще были только на подступах к Берлину, и сейчас пытается это сделать? Маловероятно, он мог бы выехать намного раньше, скорее всего, он остался для завершения какого-то важного дела. Какого? Как это связано с драгоценностями? Пока одни вопросы, на которые нет ответов.

Борис повернулся лицом к стенке, надо постараться уснуть, завтра предстоит тяжелый день.

Крытая брезентом полуторка медленно двигалась по разбитому германскому автобану. Рядом с водителем-туркменом сидел молодой капитан с многочисленными орденами и медалями на груди. В кузове было человек двадцать мужчин в полосатой тюремной одежде и круглых шапочках. Это были эсэсовцы. Хотя последнюю неделю их почти не кормили, выглядели они довольно упитанно. Только старик Курт отличался своей худобой.

Борис напряженно думал. За каждым его движением следят из кузова, на него направлены пистолеты, припрятанные под одеждой заключенных. В кузове под соломой, на которой сидят эсэсовцы, – автоматы и гранаты. Водителя подобрали из мусульманского батальона, ему тоже обещана награда. Все документы выправлены. Капитан уполномочен доставить к американцам английских и французских летчиков, находившихся в концлагере. Малейшее подозрительное движение или слово могли стоить ему жизни.

Пока проезжали многочисленные посты на дорогах, опасности не было никакой, но чем ближе к линии разграничения между советскими и американскими войсками, тем все более тщательными становились проверки. Самое опасное, если кто-то усомнится в подлинности документов и начнет звонить по начальству.

– Знаешь, какой я был богатый, мой отец – эмир, у него тысячи овец паслись на пастбищах. Все отобрали Советы. А отец воевать с ними пошел, многих убил, но и его убили. – Туркмен плохо говорил по-русски, но то, что он был идейный враг, сомнений не вызывало. – Вот приедем на место, разбогатеем, и жизнь наша изменится.

Борис слушал вполуха, он настойчиво искал выход из того положения, в котором очутился. Больше всего беспокоило то, что может случиться, если проверка обнаружит, что он не погиб в бою, а жив и действует заодно с врагами. Тогда и расстрелять могут за измену. Попробуй докажи потом. Да и нельзя допустить, чтобы эсэсовцы попали к американцам. Лжет оберст или говорит правду – для Бориса это значения пока не имело.

День клонился к вечеру, но никакого плана в голове Бориса так и не возникло. Курт передал приказ полковника – остановиться в безлюдном месте, а лучше всего заехать в лес.

До линии разграничения, судя по карте полковника, в которую Борису удалось заглянуть краем глаза, оставалось полтора десятка километров, но он не рискнул ехать ночью. По ночам патрули усиливали, в лесах еще бродили остатки разгромленных гитлеровских частей.

Перекусили сухим пайком, курить полковник запретил. Были запрещены также всякие разговоры, только шепотом. Четыре человека – первая смена, назначенная в караул, исчезли в наступающей темноте. Остальные расположились на ночлег. Борис и туркмен в центре, солдаты по кругу. Борис не сомневался, что полковник назначил следящего за ним, да не одного. Через час полностью стемнело, ночь выдалась безлунная. Борис лежал с закрытыми глазами, но чутко прислушивался к шорохам вокруг. Часа через два сменился караул. Борис выждал еще с полчаса и начал вставать. И тотчас же услышал шепот за спиной: