Владимир Земша - На переломе эпох. Том 2

Счастье же – вещь относительная и очень иллюзорная. Не бывает счастья объективного. Говорят, счастье не в деньгах, и это правда! Говорят, без денег не бывает счастья. И это тоже истина!

Просто счастье в ощущении своего социального равновесия. Которое зависит от представлений индивида о своей роли и месте в обществе. А это представление зависит и от материальной доли индивида в материальном пироге общества. Индеец, съевший на завтрак, предположим, лягушку и укрывшийся в шалаше от ливня, чувствует себя абсолютно счастливым. Другими словами, нужда человеческая вырастает в разные формы потребности в зависимости от уровня развития социальной группы. Индивид, способный удовлетворить свои потребности, чувствует себя счастливым. Индивид же, лишённый этой возможности, либо, наоборот, получивший возможность навсегда удовлетворить все свои потребности и таким образом лишенный эволюционной движущей силы, чувствуют себя несчастными. Так что счастье – это возможность удовлетворения своих постоянно возникающих потребностей. Вы же не видите другой жизни, нежели той в которой живёте. Вы счастливы, купив кусок колбасы или рулон туалетной бумаги. Вы были счастливы, вернувшись после принудительной первомайской демонстрации трудящихся, домой, выпивая свою «пшеничную» и закусывая припасёнными к такому случаю своими дефицитными продуктами, типа ваших «шпрот». Однако потребности меняются, когда видишь что-то лучшее. Пока у нас не было лучшего и пока мы его не увидели, мы были так же счастливы в своих иллюзиях!

Вы по-прежнему счастливы от редкой возможности получить дешёвую путёвку и даже не на Чёрное море, а хотя бы в местный пансионат, расплатой за которую есть вся ваша убогая жизнь. Система дотаций и бесплатного сыра подменяет систему нормальных товарно-денежных отношений и превращает всех людей в мышей, а страну вашу в мышеловку.

Ваша страна деградирует, дефицитов становится всё больше и больше. И мы начинаем деградировать вместе с вами! Ваше общество, вместо того, чтобы развиваться, не выходит из-за столов. Ваш период застоя и застолья явно затянулся! Всё это уже напоминает пир во время чумы, когда на столе, с каждым днём всё меньше и меньше продуктов. И вот, наконец, пришло время всё изменить.

– Мы и так этим занимаемся. Ты про Горбачёва что-то слышал?

– Горбачёв? – чех задумался. – Не вем.

– Горбачёв пришёл на смену Брежневу, ну, не сразу, сперва был Андропов это он-то, собственно, и начал первый перестройку.

– Перестройку? – удивился юноша.

– Именно! Андропов и явился родоначальником перемен, которых «требовали наши сердца». Но он был дитём своего времени и действовал так, как ему подсказывало его сердце, воспитанное в суровое время. Горбачёв же стал более лоялен. Он первый официально провозгласил демократию и хаос, который сегодня, к сожалению, уже близок к апокалипсису. Он уже встал костью в горле у задыхающейся от его дикой демократии страны.

– Но только так страна начнёт развиваться, и не следует тормозить её ход. И это единственный путь к истинному «социальному» обществу, где будут учтены интересы каждого, и каждому воздастся по его заслугам и потребностям.

– Ты в это веришь?

– А ты нет?

– А я?

Тимофеев с удивлением рассматривал юношу. «Похоже, мы уже однажды встречались!» – подумал он….

– Пробудьте, камарад. Советски поезд!

– Он здесь не останавливается!

– Так. Пробудьте, камарад. Ходь. Тераз он почкает тебя. Една минута!

– Пробудьте, камарад, – Тимофеева за рукав сильно потянул словак в форме железнодорожника, стряхивая с того остатки сна, – тераз ваш поезд толко едну минуту стоит, поспеште…

***

Ружомберок

Ночь. Железнодорожная станция Ружомберка наполнена людьми в форме. Патруль. Поезд заскрипел и остановился. Пахло вонью с «Супры» (Ружомберокского целлюлозно-бумажного комбината) , что являлось едва ли не визитной карточкой этого града. Несколько солдат и пара офицеров-отпускников выгружались из поезда, вытаскивая чемоданы. Один тащил с собой ящик с телевизором. Владислав выдохнул. Наконец-то! Вот он и дома! Лейтенант сделал торопливо шаг и, неудачно зацепившись ногой за ступеньку, вывалился из вагона. Дикая боль в суставе стопы пронзила его. Он попытался подняться, но, едва оперевшись на ногу, вскрикнул от дикой боли. Два бойца подхватили его под руки. Подняли.

– Товарищ лейтенант, держитесь за нас, – откуда-то появился Озанян из седьмой роты. Его чёрные глаза были такими родными в этот момент!

– А-а! Ты вернулся! Как отпуск-то прошёл?– воскликнул офицер, кривясь от боли.

– Очень хорошо, товарищ лейтенант! – сухо, как бы смущаясь, ответил солдат. – Всё у меня дома хорошо. Всэ живи. А што это з вами?

С раннего детства Януш заприметил темноокую соседскую девчонку и бесповоротно втюрился в неё. Тогда, в дни, когда Зденка гостила в Ружомберке, они проводили много свободного времени вместе, практически не заводя себе ни друзей, ни подруг. Не то чтобы их не было совсем, но стояли они где-то на заднем плане этого детского союза. Их детскую дружбу, казалось, невозможно было разрушить. Януш готов был играть со Зденкой в куклы, ведь чего не сделаешь ради объекта своего обожания! А та – мастерить с ним в столярке его отца всякие детские поделки. Зденка и Януш. Они непроизвольно влияли друг на друга. Януш становился мягче и чувствительней. Зденка же, наоборот, подобно пацанёнку, имела ободранные коленки и ссадины. Слава богу, что в войнушку Януш не играл… Да и не особенно эта игра была здесь популярна, скорее даже сказать, не популярна совсем. Вероятно оттого, что в Чехословакии не отождествляли прошедшую войну со славой своего освободительного оружия.

Ведь «Под натиском стальным брони фашистской Европа расступалась как вода».

Слишком слабой оказалась страна перед лицом внешней интервенции, а стало быть, и стремилась на подкорковом уровне не напоминать себе о днях национального порабощения. Это тебе не в Союзе, где все дворовые территории, стройки, напоминали настоящий театр боевых действий, где всё ещё продолжали «бить немцев» пацаны из соседних домов. Где бегали мальчишки с деревянными берданками, пуляли алюминиевыми проволочными пульками, где гремели карбидные, серные, магниевые и прочие взрывы. Ведь настоящий мужчина – всегда воин! Здесь же, в Чехословакии, было относительно тихо. И, слава богу, а то Зденка, пожалуй, овладела бы лёгко и этими всеми мальчишескими забавами. Ей было всё равно, что делать, если этим увлекался Януш. Тогда казалось, эти дети были созданы друг для друга…

Годы пролетели словно ветер. Они и не заметили, как выросли. Но, оставаясь всегда лишь друзьями, они никогда не переступали ту священную черту, способную навсегда изменить то, чем нéкогда оба сильно дорожили. Дружба! Ранее они нередко делились своим сокровенным, своим личным, своим наболевшим. Но учёба Януша в Пражском университете засасывала его всё больше и больше, всё реже и реже они проводили время вместе, отдаляясь всё далее и далее. Но каждую возможность Януш всё же использовал для встреч с ней. Для него их отношения стали каким-то болезненным наваждением, питавшим его надеждой, для неё – лишь благотворительной данью их детской дружбе, всё больше и больше её отягощавшую… Что ж, «селя ви», как говорят французы, гормоны делали своё, выводя обоих на «тропу репродуктивной охоты»… Но видимо, Януш, из её «детской песочницы», явно не соответствовал её подсознательному образу «альфа-самца»… Да простят меня за сие грубое сравнение свидетели сиих рассуждений!..