Олег Лазарев - Остров живой надежды. Размышляя о жизни…

Сижу в полнейшем унынии у разбитого корыта: кажется все потерянным, и не знаю от чего оттолкнуться. Корыто, конечно, можно склеить, но оно будет уже не то, и по сути своей корытом и останется, каким оно было всегда, только я, как слепец, ранее этого не замечал. Потому что если идея разлетелась за неделю вдребезги, не оставив и следа к надежде восстановления, значит ее никогда и не было в полном смысле слова, она зиждилась на шатких основаниях.

Сегодня я решился, и предложил Кате прогуляться вдвоем у реки-Москвы. При этом лицо ее как-то испуганно изменилось, губы задрожали, и она, убрав глаза, ответила мне отказом, а именно что постоянно занята и не может. Это провал! Чувствую себя как оплеванный. Как я буду теперь смотреть ей в глаза? Она наверняка расскажет об этом Антону. О Боже, что я наделал! Понял сейчас, как я привязан и завишу от людского мнения, а сделать с этим ничего не могу – как вспоминаю ее личико, на котором за доли секунды все выразилось без слов, так краска заливает мне лицо. О ужас!

Теперь я понял что я хочу жениться (как и напутствовал меня отец, говоря, чтобы я задумался пока не поздно), и дороги назад к прежней идее уже нет – тропы размыты. Только, вот парадокс, жениться теперь не на ком, а Катя не вылезает у меня из головы! После краха я ходил бесцельно больше двух часов как сумасшедший без мысли в голове – представлялось только одно: ее отказ – и я краснел, ее отказ – и я краснел подобно соленому помидору…

Времени до конца дня еще довольно много, а заниматься не идет ничем – хочется сходить с ума, околачиваясь и ища приключений на Московских улицах. Впрочем, рухнула лишь половина идеи – другая же ее часть стои́т и не поколебалась: служить людям и обществу я желаю по-прежнему.

Пойду обратно в общежитие: может быть, увижу там Катю. Что мне это даст? Но хотя бы поглядеть на нее мне хочется.

Вот это да! Даже представить себе не мог, кто и что меня поджидало у порога общежития в тот день! До сих пор не могу прийти в себя! Это была судьба! Здесь была подсказка – не иначе. Изложу суть событий по порядку, стараясь ничего не забыть. Итак…

Женский голос тихо и ласково окрикнул меня когда я подходил к зданию общаги. Я обернулся, хотя думал, что это ошибка, ибо Андрюшей здесь никто меня не называет. Передо мной стояла женщина на вид лет сорока приятной наружности поменьше меня ростом. Она была в очках, которые делали ее почему-то еще милей, болоньей куртке и длинной неброской юбке – это первое на что я обратил внимание и что мне запомнилось. Мы стояли друг против друга молча секунд десять, и когда я стал открывать рот, чтобы узнать что ей от меня нужно, она бросилась ко мне, обняла меня и заплакала. В моем тогдашнем состоянии я стоял как ошеломленный, хотя в другое время я бы увернулся и отпрыгнул. Это оказалась моя мама, о которой я когда-то спрашивал и интересовался у отца, а после его невнятных ответов и думать забыл. Она предложила пойти к ней поужинать, и я согласился – в момент всплыли бесчисленные вопросы детства, один из которых – «почему», был самым болезненным…

До ее дома (а он был недалеко от общаги – мы доехали на автобусе) мы добрались почти не обмолвившись: предстоял непростой разговор, а романтически выраженное настроение «слова мешают понимать друг друга» было здесь совершенно (подчеркиваю) ни при чем. Честно говоря, я шел как на расстрел, нахмурившись и опустив голову в землю – ничего положительного в этой встрече и предстоящем ужине мне не представлялось, кроме очередного удара, уже добивающего, сегодняшнего прескверного дня. «Держись, Андрей, держись!.. – пульсировало в моей голове. – Не сдавайся!» И я решил держаться… И не сдаваться. Квартира ее произвела на меня впечатление очень положительное: в ней было уютно и ухоженно – но это не главное. Вот наконец мы сели друг против друга, и я достаю меч из ножен:

– Если я правильно понимаю, ты, когда мне было еще три года, уехала, бросив нас с отцом, обратно в Москву. Это так? – рубанул я, обращаясь к матери.

Она молча кивнула головой. Я был очень готов к этому, поэтому разразился тирадой:

– Но почему же?.. Почему?! Этот вопрос сопровождает всю мою жизнь, и даже когда я не задавал его себе, он находился в моем подсознании. На него я никогда не мог и не могу дать ответа: почему я?.. Почему именно я?! Почему кто-то может прижиматься к теплым маминым щекам, стоять у плиты на кухне, смотря, как мама варит борщ, а я не могу? Я лишен такого бесценного сокровища с самого младенчества!

Я расчувствовался, и на глазах у меня выступили слезы. Мама тоже заплакала, чего я никак не ожидал:

– Прости меня, Андрюша, прости! Я испугалась твоей болезни – она проявилась в таком раннем возрасте, и я струсила.

– Я знаю об этом… Ты понимала, что отец тоже болен, и могла предположить ранее что так могло случиться. Зачем же ты выходила за него замуж? – строго спросил я.

– Он поразил меня как мужчина, и я поражена им до сих пор, хотя мы уже давно не видимся, – мама говорила бегло, как бы боясь, что я перебью ее и она не успеет окончить. – Я и теперь люблю его и тебя больше всех на свете. Я не замужем – мне предлагали не раз хорошие честные люди, но я люблю твоего отца, Андрюша. Не понимаю, что тогда со мною случилось, но когда я одумалась и раскаялась, было уже поздно – Володя сказал, что хочет изолировать тебя от моего дурного влияния…

Разговор пошел не по плану – он круто свернул с направления, которое было начертано в моей голове, и я смутился.

– Я тебя представлял совсем по-другому. Ты хотела вернуться к нам?

– Прошу тебя, не вини ни его, ни меня – ни в чем не вини. Папу можно понять: со мной ему пришлось натерпеться – ведь раньше я была не такая…

– Какая – не такая? – нервно засмеялся я.

– Гордая, Андрюша, гордая… Я была гордая, я знала себе цену. Он был мужик, но я всегда ставила себя выше – внешне не давала знать, но внутри я была всегда уверена в этом.

– Но как ты могла нас бросить – я этого не понимаю.

– Давай не будем, Андрей, – горечь отразилась на ее лице. – Мне больно вспоминать… Я прошу прощения… Это в первую очередь я тебе и хотела сказать. И попроси прощения от меня у папы.

И тут меня как прорвало. Какое-то безумное воздушное облако накрыло меня, и меня понесло. Мы начали говорить и смеяться – я полюбил ее, вдруг все забыв и простив. Что это было – я не знаю, но это было прекрасно: такого со мной еще никогда не случалось. Я был рад… Был рад каждой секунде проводимой рядом с ней, каждому слову исходящему из ее уст, каждому движению ее рук. Я был счастлив, и каждый момент нашей встречи был мне бесценен и дорог. Запишу напоследок отрывок из нашего разговора, который я хочу запечатлеть на будущее, покуда помню. Так вот, я ораторствовал: