Александр Филиппов - Никто, кроме нас. Документальная повесть

Бахчан Калиевич ко времени своего прихода в «Советскую Россию» в сельском хозяйстве новичком не был. Успел поработать председателем сельсовета в Карабутаке (село это известно тем, что в его окрестностях погиб в спускаемом аппарате лётчик-космонавт Владимир Комаров), заместителем директора совхоза «Заря коммунизма», который возглавлял в ту пору тоже известный в Оренбуржье аграрий Наум Исаакович Зилист. Последняя должность Калиева перед назначением в «Советскую Россию» – директор откормсовхоза «Адамовский». Но там масштабы были не те. Только в «Советской России» в полной мере раскрылся талант Бахчана Калиевича как руководителя жёсткого, волевого типа, вникающего во все детали производственного процесса, умеющего добиваться высочайших результатов, не забывая при этом о нуждах людей.

– Яков Романович Штильман был человеком демократичным, – вспоминает сейчас, много лет спустя, Виктор Дмитриевич Борников. – Мог войти в положение, простить незначительные грешки, упущения по работе. А у Калиева не побалуешь! Сам человек невероятно работоспособный, настойчивый, целеустремлённый, он требовал того же и от подчинённых. Дело – прежде всего. Поставленные им задачи должны были выполняться беспрекословно, точно и в срок. Никакие обстоятельства, отговорки не принимались. Сказано – сделано. Только так, и не иначе. Я у него многому научился…

Средняя урожайность в совхозе в то время составляла всего 7 – 8 центнеров с гектара. В особо удачные 1966 и 1967-й годы, когда природа расщедрилась, собрали по 12 – 15 центнеров с гектара. Такое положение дел главного агронома «Советской России» Борникова никак не устраивало.

Вроде бы делали всё правильно, проводили в полях все предписанные сельскохозяйственной наукой агротехнические мероприятия, но урожайность всё равно зависела в основном от погоды. Выпало больше дождей – колос полновеснее, урожай выше. Припоздали осадки – и собирать нечего.

Нужны были семена новых сортов пшеницы, адаптированных к засушливым условиям земледелия Восточного Оренбуржья.

Понимал это и директор совхоза Калиев.

Теперь трудно даже представить, сколько сил, времени, энергии потребовалось директору и главному агроному на то, что бы одну за другой убедить десятки административных инстанций в необходимости создания на базе совхоза «Советская Россия» опытно-производственного хозяйства, где испытываются и производятся семена зерновых культур, наиболее подходящих к условиям произрастания на целине.

И нынче, к слову сказать, «Советская Россия» – единственная на востоке области площадка, где сохранили научные кадры, разрабатывают и внедряют новые сорта зерновых, сами получая при этом отменные урожаи. А всё начиналось тогда, в далёкие теперь 60-е годы…

Резковатый в общении, способный отчитать любого, кто, на его взгляд, допустил промах в работе, Калиев, тем не менее, проявлял отеческую заботу о людях. При нём совхоз развивался активно, обрёл как бы второе дыхание. Строились не только производственные помещения – склады, кормоцех, кошары, но и объекты социальной сферы. Дом культуры, больница, школы на центральной усадьбе и в отделениях, жильё для рабочих совхоза и специалистов. Благодаря директору, газификация сёл Елизаветинка, Баймурат, Энбекши проведена на тридцать – сорок лет раньше, чем в других целинных посёлках.

Причём надо заметить, что строились эти объекты, как тогда говорили, «хозспособом». То есть никакие денежные средства, стройматериалы централизованно на них не выделялись. Всё, от кирпича, цемента, гвоздей и досок до труб и кровельного железа, краски, требовалось изыскивать самим, выпрашивая, выменивая. А на что менять, если вся сельхозпродукция, произведённая в совхозе, строго учитывалась и выгребалась дочиста в закрома государства?! Но – хитрили, изворачивались, что-то припрятывали, действуя путём «личных контактов», получали что-то сверх лимитов… В итоге такой деятельности можно было заработать как орден, так и тюремный срок. Борникова с Калиевым пронесло. А те школы, клубы, жилые дома, производственные помещения, что удалось построить тогда, стоят и служат людям до сих пор.

С подчинёнными, включая заместителей, Калиев был строг, держал дистанцию. Но понимал, что иногда можно чуть отпустить вожжи, пообщаться, так сказать, в неформальной обстановке.

Времена тогда были суровые, выпивка не поощрялась. Но какой душевный разговор без рюмочки водки?

Как-то раз, уже в конце уборочной, Бахчан Калиевич посадил в машину Борникова и Курочкина, участника войны, которого уважал, и вывез на дальний полевой стан. Там была палатка брезентовая, снаружи – стол под открытым небом.

Директор совхоза поставил бутылку водки, шампанского. Нашлась и закуска.

– Вижу, устали вы, – сказал Калиев. – Полевые работы заканчиваются. Открой-ка, Виктор Дмитриевич, как самый молодой, бутылку шампанского. Выпьем по этому поводу.

Только Борников проволочку на горлышке шампанского открутил – отруда ни возьмись «уазик» пылит. Первого секретаря райкома партии Власюка нелёгкая принесла!

– Убирай скорее спиртное! – только и успел вымолвить Бахчан Калиевич.

Виктор Дмитриевич, схватив бутылки, мигом сунул их под полог палатки.

Власюк выбрался из машины – важный, серьёзный. Осмотрел стол. Поинтересовался строго:

– Что это у вас тут за посиделки?

– Да вот, Алексей Ефремович, помотались по полям… Притомились… Уборочную заканчиваем. Присели перекусить маленько, – принялась оправдываться дружно компания.

– А-а…, – благодушно улыбнулся первый секретарь. – Раз такое дело, могли бы и бутылочку прихватить!

– Что вы, мы не пьём… – начал было горячо возражать Борников, но тут под пологом палатки бабахнуло!

Все аж подскочили от неожиданности.

Раздалось явственное шипение шампанского, из которого вылетела пробка.

– Та-ак… – протянул Власюк. – Не пьёте, значит?

– Уборочную… заканчиваем, – пробормотал, отдышавшись от испуга, Курочкин.

Власюк хмыкнул понимающе, а потом заявил неожиданно:

– Ну, черти… Тогда и мне налейте чуток!

Этот забавный эпизод был всё-таки исключением из правил, а потому и запомнился Борникову на всю жизнь.

Так случилось, что автору этих строк примерно в ту пору, невероятно далёком теперь 1974 году, работать в уборочную страду именно в «Советской России».

Нас, студентов Оренбургского медицинского института в самом начале сентября сняли с занятий, посадили на поезд, и везли всю ночь до станции Шильда Адамовского района. Утром разместили в каком-то пустующем здании на окраине Елизаветинки. Условия – самые спартанские. Деревянный топчан – широкий, рассчитанный человек на пятнадцать – двадцать, тощие матрацы, подушки да суконные солдатские одеяла. На дворе – рукомойник, удобства – в поле. Кормёжка – без изысков, зато работа от зари до зари.