Елена Поддубская - Такая роковая любовь. Роман. Книга 2

Рябов неожиданно оборвал свою речь и замолчал там, где никто этого не предполагал. Голос его, только что звучавший под сводами зала низко и убедительно, замер на самом полном вздохе так, словно сорвался голос у актёра, забывшего слова монолога. И от этого аудиотрёхточия, предусматриваемого вслед за собой дальнейшие самостоятельные рассуждения, сидящие в зале насторожились. Последние слова, сказанные Рябовым и так чётко запечатлённые в головах слушателей, словно до сих пор ещё звучащие, и стали тем основным мотивом, что следовало подхватить и запомнить. «Это была не любовь». И этим было сказано всё. Подписано оправдание всему тому, что последовало в жизни Кравцова потом. То, что раньше вменялось ему в вину как предательство, теперь, благодаря сказанному, предстало очевидным желанием Николая найти правду жизни, испытать настоящее чувство. И хотя ещё никто из слушателей дела, пришедших в зал, не знал о том, как именно развернулись события в жизни людей, связанных заколдованным треугольником чувств, подсознательно их симпатии перекинулись на сторону подозреваемого, превращённого теперь словами адвоката в потерпевшего.

Никогда ещё Рябов не ощущал с такой силой оваций, исходящих от продолжительного молчания зала. Тихо и незаметно, так, чтобы не помешать слушателям мысленно разбираться в возникших эмоциях, адвокат защиты подошёл к своему столу и, стоя, устало сложил руки горкой на животе. Если бы не необходимость далее вести процесс и не выразительный, испепеляющий взор Соева, то в этот момент Рябов больше всего хотел бы сесть, опустить лоб на руки и вот так, оперевшись, подремать. Но сейчас он не мог расслабиться. Взяв вожжи в свои руки и натянув их в нужном направлении, адвокат Рябов позволил себе лишь несколько глубоких вздохов, внося тем самым в тело нужное ему равновесие. Только на мгновение опустив глаза и отключившись от атмосферы зала, он сосредоточился, взял со стола многочисленные листы и вновь нашёл нужную ему испещрённую страницу. Взглядом получив от судьи разрешение на продолжение, Рябов заговорил снова:

– Уважаемые господа, как я уже сказал вам ранее, моя защита Николая Кравцова базируется исключительно на фактах, представленных в деле. Вчера, во время предъявления обвинения, мой коллега, адвокат Соев, поставил под сомнение непричастность господина Кравцова к смерти госпожи Фёдоровой, предполагая, что это именно он растворил снотворное в вине. Как вы помните, сразу по прибытии на место происшествия, следственная бригада обнаружила в зале на столе полупустой стакан с вином. Там же стояла недопитая бутылка и лежала пустая пачка от снотворного.

Вспомним, как настаивал мой коллега на уточнении количества выпитого обоими участниками событий. Именно он, именно вчера и именно как нельзя более в нужный момент проявил бдительность, выяснив, что из новой открытой бутылки Николай выпил чуть больше половины бокала. Посчитаем, что это составляет около ста пятидесяти грамм. Лариса при нём выпила один бокал, это – двести грамм. Найденная при обыске бутылка была вместимостью в семьсот пятьдесят грамм. Значит, в ней должно было оставаться примерно пятьсот грамм. А при обыске в ней было обнаружено всего около ста пятидесяти. Куда же подевались ещё триста пятьдесят? Мой подзащитный о них ничего не знает. А вместе с тем, он должен был бы про это знать. Ведь если убийца – он, то по обвинению, предъявленному коллегой Соевым, именно в это вино Николай Кравцов должен был бы бросить пять таблеток «Барбамила», а потом налить вино из бутылки в бокал. Думаю, каждый сидящий в этом зале, согласится с моими рассуждениями.

Что же тогда из них вытекает? А вот что. Сегодня утром я получил официальное подтверждение работников нашей следственной лаборатории. Не желая допустить неточность при зачтении показаний, я попросил одного из сотрудников этой лаборатории, профессора Зеленцова, объяснить нам почему участие моего подзащитного Николая Кравцова должно быть исключено из подозрений.

Рябов замолчал. Вытащив платок из карманов штанов, он утёрся. Возрастающая августовская жара и отсутствие кондиционера в зале мешали.

«Скорее бы уже закончить», – с некоторой завистью посмотрел он на Соева. Для того, с его сухостью телосложения, духота была менее пагубна.

– Попросите войти господина Зеленцова, – приказал главный судья милиционеру, охраняющему служебный вход.

В зал вошёл пожилой мужчина в сером, стандартном для служащих костюме, не меняемом годами и не снимаемом даже в самую невыносимую жару. На всём внешнем виде мужчины лежал чёткий отпечаток лет, проведённых в рядах советской милиции: от выправки до причёски. Коротко представившись суду, пожилой профессор уверенно выпрямился и приготовился к опросу. Рябов, заметив эту готовность, посмотрел на него с улыбкой, способной расслабить кого угодно, но только не такого опытного работника, как профессор:

– Уважаемый Пётр Семёнович, представьте нам, пожалуйста, детальное разъяснение проведённого вами анализа.

Зеленцов гыкнул, проверяя работоспособность своих голосовых связок, затем заговорил:

– После проведения сравнительного анализа по диссимиляции «Барбамила», работники нашей следственной лаборатории сделали следующие заключения. Я зачту, – профессор Зеленцов достал из кармана пиджака очки, надел их и зычным голосом принялся читать.

«Биохимическая экспертиза недопитого вина в бутылке количеством в сто восемьдесят граммов подтверждает, что суммарное количество растворённого в нём барбитурата составляло концентрацию почти пяти таблеток по ноль, запятая, два грамма на литр. Такая же концентрация обнаружена в недопитом вине в бокале. А вот суммарная концентрация препарата, обнаруженного в крови погибшей, соответствует концентрации растворённых трёх таблеток.» – Зеленцов оторвался от листа. Глядя на зал поверх толстых стёкол дальнозорким взглядом, он добавил, – И это первое несоответствие: процентное содержание «Барбамила» в крови должно было быть выше или равно процентному содержанию препарата в вине, оставшемся в бутылке. Оно же оказалось наоборот ниже.

Рябов надел довольную маску:

– И какой из сказанного напрашивается вывод?

Профессор посмотрел на судью:

– С полной уверенностью можно сказать, что распределение барбитурата в вине выпитом и вине оставленном, было неодинаковым, что доказывает то, что сонный препарат был растворён отдельными порциями.

Судья кивнул, занёс пометку в рабочий лист. Секретарь заседания застенографировала сказанное. Зеленцов продолжил:

– Теперь, относительно обвиняемого Кравцова. Я имею на руках анализ его крови, который не оставляет сомнений в том, что в тот вечер Николай Кравцов принял одну таблетку снотворного «Барбамил» с концентрацией в ноль, запятая, два грамма, и принял его не менее чем на полчаса раньше, чем его отравленная супруга. Длительность действия «Барбамила» до наступления состояния сна определяется максимум пятнадцатью-двадцатью минутами. Значит, в момент, когда Лариса принимала свою дозу снотворного, Николай Кравцов скорее всего уже спал или находился в пограничном состоянии, какое бывает перед погруженим в сон.