Елена Сухоцкая - Закрывая глаза

– Что ты делаешь? – сопротивлялась я, пытаясь понять, что происходит.

– Пойдем со мной, – голос его звучал дружелюбно и как-то по-иному. – Скорее, нужно торопиться, – говорил он быстро, озираясь по сторонам. Я невольно послушалась и поддалась ему, шагая следом. Он прибавлял шаг, не отпуская моей руки.

– Стой! Там же Наташа, – до меня только сейчас дошло, что подруга осталась на месте аварии.

– Не важно, дорогу сама найдет твоя Наташенька.

Мы почти бежали в непонятном для меня направлении. Я не успела толком изучить город. Теперь чувствовала, что происходит что-то неладное.

– Объясни же, наконец, куда мы идем? – испугавшись, я выдернула свою руку.

Сантез встал, глядя на меня, словно изучая, потом спокойно и без всякого напора ответил:

– Да не бойся ты, просто хотел увести тебя оттуда. Зачем такое смотреть? Потом кошмары могут начать сниться. Два трупа – зрелище неприятное, – пожал плечами он.

– С чего это ты решил, что два трупа? Водитель точно еще жив, заранее хоронишь человека.

– Лилия, ему осталось не больше пяти минут, поверь на слово, – спокойно ответил мне Сантез. – Пойдем, я тебя хочу познакомить кое с кем, это повеселее, чем быть там. Повторяю, тебе ничего не угрожает, по крайней мере, сегодня, – усмехнулся он уже в привычной для себя манере.

И я сдалась. Теперь он не держал моей руки, а шел рядом. Мы прошагали расстояние длиной в одну остановку и сели на попутный трамвай. Ехали недолго, минут пятнадцать, Саня заплатил за проезд.

– Нам на выход, – встал он.

Я поднялась за ним, плохо ориентируясь. Здесь еще не была. Живот предательски урчал, я совсем забыла, что даже не завтракала, за весь день – стакан чая и все. Утром вообще сложно заставить себя поесть, а в столовой лицея обедать просто опасно. Было впечатление, что повара там отравители, их пищу есть не посоветовала бы даже врагу.

– Нам еще долго идти? – обратилась я к Сане.

– Устала? Пришли уже, вон дом, где я живу, – показывал он на шестнадцатиэтажку.

– Ты меня к себе ведешь? – я, как вкопанная, встала, перепугавшись.

– К себе, к себе, – передразнил меня он, – накормлю тебя ужином, не бойся, я не преступник, по крайней мере, сегодня не намерен им стать, – и, снова схватив меня за руку, повел к дому.

Войдя в лифт, он нажал кнопку шестнадцатого этажа, и мы поехали. «Высоковато», – пронеслось у меня в голове.

– Мне нравится нынешнее жилище: ни низко, ни высоко, – пробормотал себе под нос Саня, как будто слыша мои мысли.

Зачем я еду к этому человеку? Он раньше меня так пугал, казался даже немного жутким. А вот сейчас поднимаюсь в лифте с ним вдвоем и уже не чувствую ничего того, что испытывала раньше. Его глаза теперь казались мне чертовски уставшими. Ухмылка давно исчезла с лица, а то излучение, которое исходило от него, как будто успокаивало меня или мою бдительность.

– Приехали.

Выйдя на этаж, я удивилась: там была всего одна дверь.

– Ничего себе! Почему одна? – не выдержала я, недоумевая. – Тут что, одна квартира?

– Угу, – улыбаясь, ответил он и открыл дверь.

В прихожей стоял полумрак. Зайдя за Саней, я почувствовала мелодию, расплывающуюся по квартире, как фон. Шестакович «Прелюдия». Роскошная квартирка. Неожиданно, если учесть, что здесь живут два студента.

Он стоял передо мной босиком, в домашнем льняном костюме и такой весь шикарный и довольный. Просторная рубаха навыпуск была расстегнута сверху и открывала загорелую грудь, длинные брюки небрежно свисали с босых ног.

– Очень хорошо, что ты зашла к нам, – обратился ко мне длинноволосый красавец.

– Привет, – ответила я растерянно, не отрывая от него своего взгляда.

Саня хихикнул, подталкивая меня в спину в сторону открытой комнаты.

– Наша гостья голодна, пойду что-нибудь принесу поесть. Знакомься, Лиль, это Богдан, друг навеки, – на ходу крикнул Саня, убегая вглубь по коридору.

– Да уж, квартирка у вас огромная, – обратилась я к Богдану, пытаясь скрыть свою растерянность.

Богдан… вот, значит, как его зовут. Я почувствовала, что теперь что-то должно измениться в моей жизни. Богдан глядел на меня довольно, как будто знал, что приду. Он положил свою руку мне на талию и повел в соседнюю, самую близкую от входа комнату площадью метров сорок. В полусвете я заметила три мягких необычных кресла красного цвета и огромный треугольный стол между ними. Каждое кресло стояло четко по треугольнику. В центре стола я увидела изящную длинную вазу, она была совсем узкой и имела острые грани. Один цветок белого цвета красовался в ней, стебель вплотную касался горлышка и стоял как будто в плену.

– Люблю лилию, – перехватил мой взгляд Богдан. – Ее отождествляют с невинностью, царственность этого цветка пришла из далекого-далекого прошлого, когда наши предки писали легенды и мифы.

– Часто, правда, ее искажали и рисовали не совсем так, как она выглядит. Например, есть цветок, думающий, что он – брюнетка, – смеялся Сантез, несущий пустые кухонные приборы на стол, – а на самом деле этот цветок – Златовласка.

Богдан, не замечая иронии Сани, продолжал спокойно:

– Цветок лотоса очень похож на изображение лилии во многих сказаниях. Так видели художники. Хочешь, покажу, как рисовали ее когда-то?

– Хочу, – ответила я.

Он подошел к маленькому письменному столу, который вначале я даже не заметила, и достал блокнот, приглашая присесть. Помогая мне, сел в кресло рядом так, что его ноги касались моих ног. От этого прикосновения мысли путались и щеки предательски горели. Не обращая внимания на мое смущение, собеседник открыл блокнот, показывая мне профессиональные наброски, сделанные карандашом.

– Это альбом моего друга, – начал он. – Сантез очень талантлив.

Богдан улыбался. Рисунки были почти живыми, они как будто приобретали объем, выходя за рамки листа, и опять сжимались. Вот красивая девушка, похожая на Богиню, держит в одной руке меч, а в другой – изящный цветок. Богдан комментировал:

– Видишь, у нее в одной руке лилия – знак невинности, рядом, тут же, меч в противовес, что означает вину. А вот лилия с шипами, вся в иголках, острая и на первый взгляд опасная – непорочное зачатие, символ чистоты. А посмотри, какой стебель у этой лилии, – я подняла глаза на своего собеседника, его губы улыбались, и он с огромным интересом продолжал, – стебель прямой и плотный, что означает божественный ум.

– А почему именно белая лилия? – спросила я.

– Чистота, – с обожанием произнес он.

– А вот посмотри на эту картину, – перелистывая, он увлекал меня все дальше по альбому друга. – Эта лилия имеет на одном стебле несколько цветков, смотри, какие они сочные и изящные.

– И что она означает?

– Бессмертие.

Под влиянием музыки и присутствия Богдана все вокруг было как будто нереальным, что-то волшебное было в воздухе, и это завораживало. Я очень надеялась, что не сплю, ведь вся обстановка, в которой находилась, смахивала на сон. Пока была там, мне все время казался какой-то шепот, но, прислушиваясь, ничего не могла услышать, кроме мелодии и голоса Богдана. Забываясь, опять понимала, что шепот в ушах слышу почти отчетливо, но уже не обращала на него внимания. Я нашла объяснение этому – скорее всего, музыка создает такой эффект.