Таня Родина - Таити

Катя молча обернулась с тарелкой картошки в руках и быстро посмотрела на меня. Я продолжал стремительно трезветь и её тело, ее голова, её нос становились с каждым мгновением всё чётче, милее и приятнее. Не отвечая на мой вопрос, она подошла к столу, аккуратно поставила тарелку на то место, куда она сама сядет через пару минут, нагнулась ко мне так низко, что от нее сразу запахло лесом, и тут она меня поцеловала. В губы. Это столь неожиданно нежное прикосновение губ окончательно меня отрезвило. Эта минута, подмоченная поцелуем, прошла словно под гипнозом, я до конца не понимал что делаю и зачем, но чувствовал всё крайне остро, по-настоящему. Она оторвалась от меня ровно за секунду до того, как раздалось радостное звучание радио в другой комнате, и на кухню победоносно вернулся Ник.

– О, а всё уже на столе. Давайте есть.

Я все еще был где-то далеко в нашем с Катей лесу. Я видел высокие деревья с зелеными стволами и зелеными кронами, я чувствовал запах мокрых листьев и слышал водопад, и ноги сами собой вели меня куда-то вперед. В этом поцелуе сочеталось так много, а, может, в нём не было совершенно ничего? Чувствовать на губах горячую еду после тёплых губ Кати было странно. Я осторожно подносил ко рту вилку с комбинацией из наколотой картошки, грибов и лука, и широко открывал рот, отправлял это в себя поглубже. Этот трюк я проделывал раз за разом, аккуратно, при этом, загибая внутрь губы, чтобы сохранить вкус Катиных губ и не смешивать его с какой-то там картошкой. То, как я ел, никого не беспокоило. Катя сосредоточенно смотрела в свою тарелку, Ник самоотверженно создавал иллюзию дружеской беседы.

– Ну, дёрнем, – по-взрослому произнёс Ник, поднимая двумя пальцами толстую рюмку.

Меньше всего в этот момент мне хотелось запускать в себя эту противную водку, которая разжижает мозг, путает мысли, кривит губы и заставляет тошнить. Ник посмотрел на меня и предусмотрительно сказал:

– Это – родительская. Вашу я пить не буду и вам не советую.

Мы с Катей переглянулись и одним движением опустошили наши рюмки. И, правда, вкус был совсем другой. Во-первых, в этот раз водка была ледяной. При первом касании она мягко кольнула язык и легко проскользнула куда-то внутрь. Во-вторых, после горячей пищи, глотать её было проще. В-третьих, я чувствовал на себе взгляд Кати и, конечно же, изо всех сил старался держать марку и не упасть в грязь лицом.

– Между первой и второй, перерывчика нет вообще! – Ник выглядел очень довольным.

Леденящая пальцы рюмка, свежесть малосольного огурца, какая-то случайная музыка по радио. Примерно с этого момента всё снова закружилось на одной цветной карусели. Уже через полчаса мы отставили пустую бутылку в сторону.

Сначала мне показалось, что ничего не поменялось. Наоборот, я словно приобрёл утерянную ясность и всё, наконец, встало на свои места. Мне так казалось ровно до того момента, как я поднялся со своего места. Катя, Ник, да и я тоже, мы вдруг стали такими весёлыми и отчаянными, когда это успело случиться? Всё, что происходило дальше, я словно наблюдал со стороны, не являясь участником происходящего. Вот мы, громко разговаривая, вышли из кухни. Мы идём, изредка спотыкаясь друг об друга, в другую комнату, где играет музыка. Вот Ник делает её погромче и мы начинаем танцевать, улыбки прыгают на наших лицах. Через пару минут Ник лихо запрыгивает на диван с телефоном в руке и, слегка хмурясь, видимо собраться получалось не так просто, набирает чей-то номер. Гудки, молчание, вот он уже самозабвенно кричит что-то в трубку, приплясывая на диване. Диван хрустит и хлюпает. Мне одновременно интересно и не очень интересно, с кем и о чём он сейчас разговаривает, я удивительно плавно, ещё не в слишком хорошо знакомой мне параллельной реальности, перевожу лицо на Катю. Она молча танцует с закрытыми глазами. Музыка с этого момента стремительно набирает обороты, моя рука удивительно смело обвивает талию Кати, я чувствую внутренней стороной локтя ее несколько резких рёбер. Катя мне кажется эфемерной иллюзией – я ничего не знаю о ней, она ничего не знает обо мне. Она не знает, что моё сердце раздавлено и до сих пор болит, и, наверное, именно поэтому я не прислоняю её близко к своему телу. Все просто – я боюсь, что торчащие осколки из моей груди заденут её своими острыми краями. За окном снова хлынул дождь, нас накрыло волной свежего воздуха. У меня не было времени удивляться, но Катя ничуть не сопротивлялась самым смелым моим прикосновениям. Я не был чрезвычайно похабен, но решительность моя не знала границ. Без всяких смущений мы продолжали танцевать. Ник вместо танцев все так же аляповато скакал с телефоном на диване.

– Давайте ещe выпьем! – едва закончив фразу, он ринулся на кухню.

– Ты мне нравишься, – сказал я Кате.

– Какая у меня фамилия?

– Я не знаю.

– А я знаю твою, – после секундной паузы она назвала мою фамилию, и, что удивительно, абсолютно верно при этом расставив неочевидные знаки ударения.

Я был уверен в том, что мы не встречались раньше, тогда откуда она меня знает? Общие друзья? Уже успела спросить тайком у Ника? Я не был местной знаменитостью, поэтому выискивал объяснение, которое показалось бы мне логичным.

– Откуда?

Вместо ответа Катя, уже гораздо менее галантно прижала пальцы к своему рту и поспешно ретировалась в ванную. Не знаю, стоило ли мне засчитывать эту реакцию на мой вопрос как ответ, времени обдумывать происходящее не было, потому как в комнату вернулся Ник с бутылкой водки, рюмками и солеными огурцами.

– Будем теперь вашу водку допивать.

Я вспомнил, что моя миссия на сегодня была определена ещё неделей раньше: я должен был напиться так, чтобы ничего не помнить, поэтому в ответ на внезапное появление на пьяной арене этого не менее пьяного летнего вечера, я всего лишь широко улыбнулся. Катя всё не возвращалась из ванной, поэтому мы решили сначала выпить за неё, потом ещё раз за нашу крепкую мужскую дружбу, потом за что-то, что было уже достаточно сложно объяснить, а потом вернулась Катя.

Всё, что случилось дальше, нельзя разместить на бумаге. Рёв музыки, влажный гул ввалившихся с улицы промокших наших с Ником друзей, Катя, с мерцающим лицом, то ли заплаканная, то ли только что умывшаяся, постоянная тошнота на фоне танцев на диване, громкие возгласы и дикие беседы, орущие на нас соседи и, кажется, полиция, и вот я уже так мужественно вступаю в беседу, не имеющую никакого смысла, с одним из полицейским, посматривая, видит ли меня в этот момент Катя, но тут меня внезапно накрывает стремительная волна тошноты и я срываюсь прямо на полицейского, меня тошнит ему в ноги и на его свежее начищенных ботинках я узнаю ошмётки малосольных огурцов. Меня кто-то поспешно оттаскивает в туалет, я продолжаю своё гадкое дело, засыпаю прямо там, на полу, через какое-то время вываливаюсь обратно в коридор, но там вдруг пусто, свет выключен и я понимаю, что кругом стало подозрительно тихо. Переставлять ноги смертельно тяжело и вообще не хочется, я слоняюсь по квартире в поисках жизни.