Юрий Рогоза - Музыка для богатых

Раны не было. Даже рубашка была целой.

Но еще не перестав кричать, он уже знал, что произошло. За миг до того, как исчезнуть, маленькая девушка с лицом тридцатилетней женщины с хрустом вонзила в его дергающееся в кровавой муке сердце толстый и узловатый сучок вечного проклятия…

* * *

Никита проснулся от того, что его душат, при этом жестоко, до боли, выкручивая правую руку. Происходило это в абсолютной темноте и почему-то под ритуальный бой барабанов. Чувствуя, что в глазах темнеет, Никита собрался с силой, захрипев, рванулся и… перевернулся на спину. Минуту или две он судорожно хватал ртом воздух, словно вырвавшийся на поверхность ныряльщик, чувствуя, как неистово колотится в груди сердце. Еще не до конца придя в себя, он уже понял, что лежит совершенно голый на огромной удобной кровати и, скорее всего, его никто не душил – просто он спал, уткнувшись лицом в мягкую подушку и неудобно заломив ту самую руку, по которой сейчас бегали миллионы невидимых мурашек. Барабанный бой, правда, не исчез совсем, но перестал быть оглушительно грозным и превратился в далекий непонятный звук, не имеющий к нему, Никите, никакого отношения.

А затем он вспомнил все… Дикую ссору в студии, свое блуждание по сумеречной Москве, неизвестно откуда взявшегося Микерина, таинственного Марика Циммершлюза, его странных квартирантов и ужин, вместо которого он выпил пойло, приготовленное хохлом – шаманом с непроизносимым именем, скорее всего – шизофреником.

Сейчас, по всем законам здравого смысла, ему следовало вскочить и немедленно бежать отсюда куда глаза глядят. Но – странное дело – бежать совершенно не хотелось. Наоборот, Никиту захлестнула волна давно забытых им чувств – покоя и уюта, и хотелось ему не бежать, а нежиться под одеялом, ощущая доброе послевкусие колдовского напитка, нашептывающее, что все очень хорошо и бояться в этом мире попросту нечего.

«Мне давно не было так хорошо, – неожиданно для самого себя сформулировал Никита. – С чего бы это?..»

И вдруг замер от радостного ужаса. Ему показалось, что проклятие, с которым он жил долгие годы, исчезло. Но это длилось лишь миг – он почти сразу же почувствовал, что проклятие, вросшее в душу колючим осиновым колом, никуда не делось, только загадочным образом сжалось и теперь было не больше карандаша. Но сидело на месте крепко. Мертво.

Никита, не вылезая из-под одеяла, огляделся. «Президентский люкс» при свете дня казался еще просторнее и буржуазней. Одежды нигде не было видно, поэтому Никита завернулся в тонкое одеяло и, встав, прошлепал босыми ногами по фигурному паркету. День был серым и угрюмым, но вид из окна все равно завораживал: бушующая Москва далеко внизу, словно фатой, была укрыта дымкой тумана и от этого непохожа на себя, казалась нежной и загадочной.

Посетив огромный, вымощенный мрамором туалет, Никита хотел было принять душ и почистить зубы, но подумал, что, не имея во что одеться, делать это нелепо. О том, кто его раздел и как именно это происходило, он старался не думать.

Поколебавшись еще пару минут, он приоткрыл незапертую дверь в коридор. Гул барабана стал заметно громче, только теперь к нему примешивались глухие выкрики. Стараясь двигаться бесшумно, Никита пошел на эти странные звуки по изгибающемуся коридору, но вскоре замер, увидев впереди огромного амбала в белой рубашке и черном костюме. Было совершенно непонятно, кто это такой и что он делает в пентхаусе Марика Циммершлюза, но спросить напрямую у Никиты не хватило смелости. Вместо этого он тихо прохрипел:

– Здрасьте…

Амбал не ответил, только без всякого удивления осмотрел завернутого в одеяло Никиту маленькими внимательными глазами и поправил полу расстегнутого пиджака. Никита малодушно побрел в обратную сторону. Пройдя метров двадцать, он снова остановился – из-за ближайшей двери доносились звуки, как ему показалось, оживленного разговора. Никита постучал. Не дождавшись ответа, постучал еще раз и деликатно приоткрыл дверь. А приоткрыв, окаменел на пороге.

За дверью была точно такая же квартира, как и та, в которой он проснулся, только мебель, кажется, была расставлена чуть по-другому. Впрочем, мебель как раз была ни при чем – Витек и Шон расположились прямо на полу в центре комнаты. Абсолютно голая Шон стояла раком (Никита с детства вздрагивал, слыша это отвратительное вульгарное слово) и, закатив помутневшие глаза, издавала восторженные утробные вопли, а бодрый Витек, победно взвившийся над ее телом, двигался азартно и весело. Он даже вскинул молодое румяное лицо и подмигнул Никите, прежде чем тот опомнился и шарахнулся назад, в коридор, захлопнув дверь. Сердце его снова бешено билось о грудную клетку, а от щек, наверное, можно было прикуривать. Поддернув сползающее с тела одеяло, он побрел назад, твердо решив отсидеться в «своей» комнате, но навстречу ему уже двигалась по коридору грозная фигура с рогами на голове, похожая обликом на беспощадного самурая из кровавого японского фильма.

«Господи, да что ж меня второй день глючит-то так?..» – обреченно подумал Никита, но по-настоящему испугаться не успел – фигура остановилась и стащила с головы огромную рогатую маску. Без нее шаман с прилипшими ко взмокшему лбу темными волосами выглядел трогательно, как актер провинциального ТЮЗа, вышедший в антракте перекурить, не снимая костюма.

– О, прывит, Никита, – как ни в чем не бывало произнес он и шмыгнул носом. – А шо цэ ты в одеяли бигаешь? Токо проснулся?

– Доброе утро, Харул… Извините, никак не могу запомнить ваше имя, трудное очень… – промямлил Никита.

– Харалдай, – без обиды подсказал шаман. – Но ты, пока то да се, зови меня Анатолий Макарович, так оно легче будет. Чи просто – Анатолий… – добродушно добавил он.

– Скажите, Анатолий, – Никита прокашлялся. – Вы случайно не знаете, где моя одежда?

– А шо, Шурка не постирала? – искренне возмутился Харалдай. – От ледачая девка! Тьфу… Ну ничого, пойдем, я тебе якись треники знайду, бо в одеяле ж – не дело…

– Нет, что вы, спасибо, не нужно… – торопливо пробормотал Никита.

Он с детства был болезненно брезгливым, но очень не хотел обидеть шамана Анатолия, который, несмотря на всю дикость происходящего, сейчас казался ему хорошим и очень добрым человеком.

– Ну як знаешь, – не стал настаивать тот. – А у меня прямо зранку цэй… клиет був. Фамилию говорить не буду, так, миллионер один… – Шаман тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой. – От бедолага… Зовсим душу занапастил! Сами астральни дыры… Хорошо хоть, шо до меня вовремя прыйшов…

– А вы что… помогли ему? – с робким недоверием спросил Никита.

– Ну а як же! – удивленно пожал плечами шаман. – Такэ скажешь, прости, Господи! Якый же зарин отпустит чоловика, шоб не помочь!.. Такого глава тридцати трех духов Утэ – Бабай ни за шо не простит! Ладно, выбачай, я это, до душа схожу, бо так бесов гонял, шо аж мокрый весь… А ты йди наверх, кофе попей, зараз, думаю, уси подтянутся…