Александр Солин - Аккорд. Роман в трех частях

Богатство стен и бегство статуй пустой не терпит пьедестал.

Чувства важнее и сильнее разума. Они – наш внутренний океан, они – среда обитания нашей личности. В литературе важны не мысли, не слова, а образы. Только они одни и могут вернуть нас к чувственным вещам, чьи суверенные права узурпированы словами. Образы есть прочные сходни к наитию, а истинная литература – это гипноз. «Когда я скажу «три», вы заплачете. Раз, два…»

Литературе интересны не поступки, а их последствия, не брачная ночь, а заявление о разводе. Взыскательному читателю следует помнить, что дотошность есть беспардонная сестра пытливости, а язвительная проницательность утомительнее навязчивого любопытства. Логика убивает чувства, и поскольку переживания сиюминутны, литература любит невзыскательных и доверчивых. И то сказать: как можно всерьез относиться к тем несуразным переживаниям, которыми бессердечные авторы пытают своих героев? Только приняв их на веру! Скажем откровенно: время изящных сервизов, столового серебра и высоких помыслов прошло. Наступила эпоха иллюстрированных кружек, одноразовой посуды и пошлых пародистов. Но что за дело порхающей над скошенным лугом бабочке до бескрылых энтомологов и их мнения о ней?

С другой стороны, снисходительность мудрее хулы, ибо конец у всех один, а жизнь подобна залу ожидания, где каждый убивает время как может. Мы убиваем время, а время убивает нас. К сему почтительнейше напоминаю, что предмет моего эссе есть некая вещь, условно именуемая «любовь». «What is this thing called love…»

Если в истории с Ниной вы не заметили, как реальность постепенно растворяется в мечтательном вымысле и становится сном, то откроюсь: да, все так и было, но… большей частью без меня. Жизнь предлагает нам свою версию бытия, мы ей – свою, и правила игры у них разные. Согласитесь: между «мать» и «твою мать» есть существенная разница. Именно последнее, коннотативное значение я и употребил, узнав, что отца Нины переводят в Германию. Случилось это накануне девятого класса, в самый разгар наших трогательных и многообещающих отношений. Она уехала, и больше я ее никогда не видел. Проклятая Германия – она убила моего деда и вычеркнула из моей жизни Нину!

Если бы я получил годовую двойку по поведению (поповедение – это что еще за новый предмет?) и по остальным предметам впридачу, я бы переживал куда меньше. Мой чудесный мир разом рухнул, и окрестности его заволокло густой серой пылью на много, как мне казалось, лет вперед. Некие тайные силы, до этого благосклонные ко мне, навсегда подорвали мое к ним доверие, породив заодно вещий страх, который впоследствии исправно поднимал голову в минуты затянувшегося блаженства.

А между тем не было отбоя от претенденток на мое тоскующее сердце.

Стыдно признаться, но я тоже предпринимал попытки к сближению, однако в какой-то момент моя печальная верность Нине превосходила силу нового влечения и словно эластичным канатом возвращала меня к ее незабвенному образу. По ночам мне снились ее лебединые руки, тонкие пальцы и нежные, смущенные черты.

Я вернул себе маску героя, подрисовал на ней улыбку всеохватной иронии и вместе с моими сверстниками с хохотом вступал в большую жизнь, имея чесоточное намерение все в ней поменять. И никто не знал о моей внутренней Волге, по берегу которой я, влюбленный бурлак, тянул баржу моей несчастной любви. Так и дотянул ее до десятого класса, с чем и ушел на каникулы.

В ту пору мне исполнилось шестнадцать, и был я зеленый и невинный, как трехрублевая денежная купюра на складе Госзнака. Мало того что сны мои населяли шустрые Венеры с вполне дееспособными руками, так еще сводили с ума Гошины рассказы о тех неслыханных бесстыдствах, которые ему позволяла Валька и о которых без жаркого, колкого смущения и слушать-то было невозможно!

Однажды в порыве дружеской откровенности он рассказал, как пришел к Вальке в гости, как они сели на диван и занялись тем, чем уже давно занимались, то есть, принялись целоваться. Как он положил руку на ее голое колено, а она – ничего. Он выше – она ничего. И тогда он сначала гладил ее через трусы(!), а затем залез в них рукой(!) и делал там все, что хотел(?)! От этого мокрая Валька стала часто дышать, изгибаться и закатывать глаза, а потом сама запустила руку ему в трусы, и тут он не выдержал и кончил(!!). Ну, чувак, вот это классный кайф, скажу я тебе! Нет, нет, самого главного она ему пока не позволяет, но рано или поздно позволит: куда она денется!

Я слушал его, красный как рак: я бы ему никогда про себя такого не рассказал!

«Юрка, что ты ходишь один? – удивлялся он. – Валька говорит, с тобой все девчонки хотят дружить!»

На следующий день в школе я смотрел на затянутую по горло в коричневую монашескую форму Вальку, на ее гордый, неприступный вид и никак не мог представить ее за бесстыжим занятием. Разговаривая с ней, я заметил в ее глазах новый, дерзкий, похожий на вызов огонек: дескать, вот, Васильев, не спутался бы ты с Нинкой, сейчас был бы на месте Гоши! Я представил себя на месте друга, и мне пришлось сунуть руку в карман, чтобы унять вожделение. Выходило, что в то время как Гоша хоть и наощупь, но знал потайные женские места, я имел о них лишь скабрезно-мифическое представление. Согласитесь – недопустимое и обидное отставание, и причину его сегодня я вижу в моих усердных занятиях спортом, которые выжимали мое либидо, словно губку, в то время как здоровяк Гоша прятался со своей рыжей ведьмой по укромным углам.

Диспозиция на тот момент была такова.

Свойства моей вполне взрослой царь-пушки давно уже не являлись для меня секретом, и сама она время от времени участвовала в потешных сражениях, где стреляла отнюдь не холостыми. Однако отдельные акты самопознания, принося временное удовлетворение, лишь разжигали мой аппетит. Мое огнедышащее орудие рвалось в настоящий бой, и я жадно собирал сведения о противнике, в чью сторону оно должно было палить. Кое-что, в том числе и со слов того же Гоши я уже знал, однако качество этого знания напоминало обывателя, который на вопрос, что такое Вселенная, снисходительно отвечает: «Ну, ясное дело – звезды…» Все что мне, по большому счету, было известно, это то что пушкарь – таинственная особа женского рода, но как добраться до нее и что с ней делать, предстояло еще выяснить.

«Чудак ты, дядя!» – снисходительно улыбнутся те нынешние мальчики, которых порносайты сделали к шестнадцати годам всезнающими и всеядными. Они умеют управляться с различными гаджетами, но у них отсутствует главный гаджет – сердце. Подкрепив себя энергетиком, они совокупляются с тем скороспелым знанием дела, которое мне, непосвященному, приходилось по крохам добывать годами. Завидую ли я им? Ничуть, потому что это тот самый счастливый случай, когда путь познания важнее и упоительнее самого знания, подобно тому, как для писателя процесс рождения романа куда слаще его последней точки.