Андрей Гребенкин - Лунная река

Джон не мог сказать: «Давайте обсудим это, когда будем проходить Октябрьскую революцию», «Я точно не помню», «Никто не может знать все». Авторитет учителя приобретается трудно и долго, но теряется мгновенно. Джон боролся изо всех сил.

Мария смотрела оценивающим взглядом, каким рыбак смотрит на червяка, наполовину объеденного рыбами, прикидывая, поменять его или нет, и беспрерывно атаковала, мгновенно обнаруживая неточности, логические уловки и пробелы в ответах Джона, отметая лишнее, пробрасывая мосты рассуждений вглубь и вбок, заходя с неожиданных сторон, сводя к абсурду и парадоксам реплики оппонента, перебирая имена-события-цитаты как безделушки в своей косметичке. Джон чувствовал себя шахматным королем, который оказался среди фигур противника и теперь бежит по доске к своим, спасаясь от шахов, каждый из которых может стать последним.

Прозвенел звонок. Джон с сожалением развел руками и выразил восхищение уровнем дискуссии. Взгляд Маши смягчился, она поблагодарила Джона за подробные ответы и ушла. «До свиданья, Иван Александрович!» – растеклись по коридору школьники. Джон рухнул на стул, оценивая свои ответы. Обряд инициации был пройден успешно, Солнцева не пропускала занятий, своим присутствием держа Джона в олимпийской форме до выпускных экзаменов.

Так, осталось еще просмотреть два летописных фрагмента из хрестоматии. Джон скользил взглядом по своим пометкам.

Ни к одному рабочему дню в офисе он не готовился так, как к урокам. Офис не имеет значения. Горы исписанных бумаг, звонков и мероприятий – ничто. Сам Гегель не смог бы проследить связь между работой в этой скотобойне-богадельне и жизнью страны. А в преподавании смысл есть. Знания – самое ценное, что может дать один человек другому. Будущее принадлежит ребятам, с которыми я познакомлюсь завтра. Пес со мной, я отработанный материал, но им я отдам все, что могу.

Тут Джона кольнула мысль, что преподаватель тоже не увидит результатов своего труда. Наступит прекрасный май и принесет горечь. Три выпускных класса разойдутся навсегда. Ребят унесет жизненным ветром и они исчезнут. Хоть бы один позвонил и сказал: «Спасибо, я поступил в престижный вуз». Ведь почти все хорошо сдают историю и многие поступают. Из грамот и благодарностей от руководства школ можно шалаш построить. Но ни один не звонит. Никогда. Может, они и правы, нужно просто идти дальше.

Завтра будет сложный день. Уже сегодня. Еще двадцать лет у школьников не мог возникнуть вопрос – зачем учить историю? Зачем учиться вообще? Ну как-то не возникал, и все. Среда была другой. А сейчас вопрос стоит. Перед их глазами сотни примеров, когда клинические бараны получают от жизни все мыслимые материальные блага и не вылезают из телевизора. Зачем учиться, если деньги, дома, машины, подружки-фотомодели не находятся в видимой связи с объемом знаний? Пусть я пишу слово «география» с тремя ошибками, зато у меня самый крутой мобильник в классе. Вот вопрос. С ответа я начну завтра.

…Три часа до подъема. Джон закрыл глаза…

…и сразу услышал нарастающий писк будильника. Подъем! Резче.

Холодный душ. Сорок отжиманий. Еще сорок. Два кофе. И еще ложку съесть. Дрянь какая! Но остатки сна исчезли.

На балкон, пару сигарет за минуту. Привет йогам, кардиологам, фанатам здоровья, Порфирию Иванову и Полю Брэггу – персонально! Плевать. Никто не живет вечно.

Редкие огоньки мигали в домах напротив. Едва родившийся месяц трепетал в прозрачной высоте. Над далекой Москвой неподвижно висели тучи.

Джон выкатился из дома, проложил лыжню по мусору около станции и возглавил толпу, идущую на приступ электрички. На штурм, на штурм! Поднять знамена и регалии. Господи, куда они все едут? Суббота, семь утра. Вопрос не по адресу. О, зловещие жернова капитализма и магнит-мегаполис!

Преподавание – коварная штука, – думал Джон. – Поставишь барьер между собой и классом – потеряешь контакт. Наденешь маску – потеряешь контакт. Ты должен быть естественным. И беззащитным. Таким, как есть.

Поезд въехал в Москву. Прожекторы над рельсами – как горящие глаза огромного хищного зверя. Беспросветные тучи. Третий Рим во мгле. Молчаливая толпа ниспадает в провалы переходов.

Джон спустился в душное метро и встал на любимое место сбоку. Нужно настроиться, ближе к событиям. История – повсюду. Казалось, что поезд уносит Джона на десятилетия назад. Мысли мелькали как трубы и провода на расстоянии руки. Метрополитен имени Лазаря Кагановича… Старейшая красная ветка…

История… Интересна российская история. И народ интересный. Забавно, когда частица народа рассуждает о нем самом.

Взять хоть сказки. Испеки мне, старая, колобок! Из чего колобка-то сделать? Муки-то нет (почему?!) Ну, поскреби по сусекам. Поскребла, а оно укатилось. Быстротечны мирские блага. И жизнь коротка. И не стоит песенки петь, стоя на морде хищника.

Или вот эта – дивный сюжет! Петушок, видите ли, подавился бобовым зернышком, хотя его предупреждали. И вот его супруга курица бежит к речке за водой, но речка просит в обмен листочек, курица бежит к березке, но березка-скотина листочка не дает, а предлагает поменять на нитку, курица бежит за ниткой, но девушка не дает, а хочет в обмен гребень, у гребенщика свои потребности и т. д. Наконец, через пять страниц сказки кто-то отгрузил товар бесплатно, цепочка размоталась обратно и петушка реанимировали. А иначе – курица до сих пор бегала бы над трупом петушка. Но и в этой запутанной истории есть что-то философское. Пока не найдешь добрую душу и бессеребреника – ничего не сдвинется.

Интересный народ. Враскоряку стоящий между Европой и Азией. Примеряющий модели развития, которые слишком малы. Но примеряющий снова и снова. Неудержимый в достижении цели. Не способный сформулировать цель. Богоносец, летящий по небу. Ползущий под железным панцирем государства. Талантливый во всем, кроме политического строительства. Построивший прекрасные храмы искусства и науки на брюхе безмозглого Левиафана, который может перевернуться во сне. Смотрящий вдаль, но живущий сегодняшним днем. Жестокий и беззащитный. Способный делать лучшие ракеты, но не способный наладить раздельный сбор мусора. Бутылки – сюда, все остальное – туда. Невыполнимая задача.

Сочетание несочетаемого. Могут ли существовать такие парадоксы? А существует ли народ? Вообще – какой-нибудь? Может, это слово – абстракция? Ведь реально то, что имеет разум или волю, или цель, или предназначение. Народ не имеет разума: какой замысел был создан и реализован народом? Народ не имеет воли: какое историческое действие есть результат его свободного и согласного, без принуждения и расколов, волеизъявления? И, следовательно, народ не имеет цели, судя по первым двум основаниям. И предназначения – судя по первым трем основаниям. И культуры не имеет: культура – движение духа, а дух невозможен без воли. Да, озвучить эти мысли можно только из желтого дома на Шаболовке.