Евгений Русских - Триумф красных бабочек

– Что у тебя с рукой? – недовольно поморщился Хеопс.

– Так, ерунда!

– Ну, ну…

Пошел дождь. Не попрощавшись, Хеопс отбыл. Клепов едва дотащился до своей «фаезнды», промокнув до костей.

3

Ночью он опять не спал. Болел плечевой сустав правой руки. И он не знал, куда деть ноющую руку. Вдобавок его знобило. И не было никаких сил подняться, когда забрезжил хмурый рассвет.

Но он поднялся. Взял ведро и пошел к обрыву. Работа пошла быстрей. Но он заметно ослабел и, как он не упирался, к вечеру ему удалось сложить из камней только одну пирамиду.

Он начал складывать вторую, когда приехал хозяин.

– Так дело не пойдет, – впервые взглянул он в глаза Клепова.

От него пахло хорошим коньяком и фруктами.

– Еще не вечер, – оскалился в улыбке Клепов, шатаясь от усталости. – Я сложу пирамиды.

– Охотно верю! – хлопнул его по плечу Хеопс. – Но я за тобой сегодня наблюдал, – перевел он взгляд на море.

– Ты честный человек. А я не изверг. Вот деньги, – достал он из кармана куртки и протянул Клепову белый конверт из плотной бумаги. – Сходи к врачу. Здесь хватит. Я нанял другого работника.

Клепов взял конверт. Хозяин пошел к джипу.

– Тебе в поселок? – вдруг оглянулся он.

– Нет, мне туда, – махнул в сторону моря Клепов.

– Что ж, попутного ветра, – сказал Хеопс и сел в джип.

Клепов стоял на ветру с белым конвертом в руках. Прошла минута, другая, машина не двигалась. Зажженные фары выхватывали из темноты часть обрыва, каменистый пляж с упавшей в море сосной. Шумело в темноте море. Вдруг дверца джипа отворилась:

– Эй! – позвал Хеопс.

Клепов подошел.

– Здесь немного бренди, – протянул он Клепову пузатую бутылку. – Выпей. Ты похож на мертвеца. Клепов взял бутылку. Хозяин уехал.

4

На другой день горизонт посветлел. В голубом, промытом дождем небе, плыли облака причудливой лепки. Из-за леса поднималось солнце.

Клепов стянул с себя свитер, связанный женой и, подивившись своей худобе, достал из рюкзака пакет с подарками дочери: битловский галстук и белую рубашку, которую он ни разу не надевал. Все надеялся, что его жизнь как-нибудь наладится. И тогда он, с чистой совестью, наденет обновки. Что ж, такой день наступил.

Перед осколком зеркала, укрепленного в развилье рябины, Клепов сбрил щетину. Надел чистую рубашку с якорем, повязал галстук. И снова почувствовал себя моряком, подчиняющимся корабельной дисциплине, верным старой традиции: уходить на дно в чистом.

– Хорошо, что у меня есть лодка и якорь, – подумал он как о чем-то обыденном, будто собрался на рыбалку.

Потом он сложил в рюкзак свои пожитки, которые, собственно, были ему не нужны. И, окинув взглядом свою «фазенду» с очагом из камней, столиком, который он соорудил из досок, подаренных морем, поднялся на гребень дюны.

На морском горизонте топал домой сейнер, зарываясь штевнем в волны. Горланили чайки. В последний раз Клепов оглянулся на лесистый берег, где в густых зарослях скрывалось его прибежище. Уходить с обжитого места было грустно. Но тянуть дальше не было смысла. Зачем?

По узкой тропинке он спустился на пляж. И, не оглядываясь, пошел вдоль берега моря в поселок: там он отправит денежный перевод своим девочкам, Марине и Даше, а потом уйдет в одиночное плавание на лодке, ошвартованной на старом причале. Эту лодку он нашел летом на берегу моря, бесхозную, отремонтировал, просмолил…

Клепов не торопился. Прощался с берегом, где знал каждое бревно. Да что там – любую вещь, отданную морем. Будь то маска для подводного плавания, глядевшая на Клепова пустыми глазницами, или матросский бушлат, распято лежавший на мокром песке. И странное дело, куда бы не упал его взгляд, все приобретало какую-то особую ценность. Будто вещи, утратившие свое назначение, были одухотворенными…

– Это голод, – вслух подумал Клепов. – Мне открывает глаза голод…

Впереди показался обрыв. Речка обмелела и вновь текла по старому руслу. Клепов перешел ее вброд. На берегу возвышались три пирамиды. Две из них он сложил ночью, хотя расчет был в кармане. Но он привык держать слово.

Из-за облаков выглянуло солнце, осветив глинистые откосы, испещренные глубокими промоинами, точно морщинами. И Клепов почувствовал на своем лице солнечное тепло.

Миновав Голландскую шапку, он вдруг увидел на гальке своего знакомца, некогда горделиво летевшего впереди своего корабля. Теперь бушприт умирал на берегу, никому ненужный. С наслоениями красной, синей, белой краски, с размочаленной верхушкой – он напомнил его, Клепова, выброшенного волнами.

Клепов снял рюкзак. Поставил его на гальку. Достал из рюкзака бутылку с остатками дареного бренди и, присев на камень возле бушприта, сделал из горлышка добрый глоток. Горячий толчок под сердце растекся по телу приятным теплом. В голове зашумело. Он сам не заметил, как стал разговаривать с брусом, будто со старым моряком. Рассказывал, как их судно, построенное в прошлом веке, с котлами, которые парили, как старая прачечная, попало в полосу полного шторма у западных берегов Австралии. Шторм доходил до одиннадцати баллов. Океанские волны обрушивались на палубы, и ветер сбивал с ног моряков. Корабль потерял управление и его, точно щепку, несло прямо на рифы…

– Море кипело, ревело за бортами, – рассказывал Клепов. – Мы отдали оба якоря. Но один сразу сорвало, а у другого лопнула якорная цепь. И судно развернуло носом к волне. А потом его подбросило так, что мы повалились, хватаясь за что попало. И знаешь, о чем я жалел в тот момент? – Клепов отвернулся и мозолистой правой рукой судорожно провел по лицу. – Что я не успел… Понимаешь, не успел купить дочке компьютер. Это была моя мечта. Ей было трудно учиться в университете без компьютера…

Клепов сделал из бутылки еще глоток.

– Нас спасло австралийское судно «Olga», услышавшее наш SOS. Прилетели в Россию. Я получил расчет. И поехал домой. На поезде. Вышел покурить в тамбур. Там ко мне прицепились пьяные парни. Настроение у меня было светлое. Я дал им по сигарете. Но один из них приставил к моему горлу выкидной нож, потребовал денег. У меня второй разряд по самбо. Я провел прием, и тот, с ножом, ударился головой об железо. Другой убежал. Я поднял парня. Он был мертв. Домой я не вернулся…

Клепов умолк. Его сердце ширилось. Победоносным светом сверкало море. На морском горизонте средневековыми городами громоздились облака. Города рушились. И возникали вновь. Из порта вышел парусный корабль, судя по мачтам, бриг.

– Где твой дом, твоя команда? – иглой вонзалась в сердце ностальгия.

Вдруг он увидел, как на горизонте из-под обломков города, расправляя гигантские в полнеба крылья, поднимается чудовищная, страшная своей красотой, страшная своим ужасом птица, готовая схватить мертвой хваткой каждого. Клепов понял, что сейчас птица схватит его, и как только он об этом подумал, птица его схватила, и он полетел в неизведанное, ощущая себя прощенным и легким, как перышко, уносимое ветром в пространство…