Владимир Кузьмин - Провинциальные письма

Но теперь и в русской провинции писатели – народ штучный, им больше подходит единичность. И те многочисленные ручьи, которыми движется ныне тверская литература накануне XXI века, тоже тому подтверждение 10 10 Статья публиковалась в – Тверская Жизнь. 1999, 20 окт., Русская провинция. 2000, № 1., Знамя. М., 2001, № 12. .

Провинциальная действительность осколками разлетелась на неизвестные для обывателя континенты. Кто знает, что происходит на задворках губернии, ежели и о литературной жизни губернского города мы, так бывает, лишь поверхностно осведомлены. Жизнь такова, что и семейные трагедии подчас не сближают разных тверских писателей.

…Ржев – пространство, на котором, судя по количеству книг местных авторов, поэтический пегас приземлился надолго и вот уже восемнадцать лет худо ли бедно ли питается и питает надежды местной поэтической поросли. В итоге за последнее десятилетие во Ржеве вышел второй (первый – «Начало», 1992) коллективный сборник поэтов, который называется подобно местному литературному объединению – «Истоки».

Чувства разные вызывает сегодня у обывателя способность творить стихи. И отношение к профессиональному воплощению поэта (к тому, что он хочет и должен издавать свои труды) неоднозначно. Издать книгу собственных стихов в представлении окраинного провинциала может теперь или человек состоятельный, дабы польстить своему самолюбию и громогласно представить публике труды далекой гуманитарной юности. Вот, мол, я: не только деньги делаю, но и стихи… Или же – тип, мягко говоря, в обывательском сознании странный, скудные доходы свои превращающий в невзрачные тонкие брошюры. В таком случае стезя поэта ныне не просто дело неблагодарное: иной раз такие самородки, чей поэтический дар, впрочем, действительно невелик, слывут в округе за идиотов и подвергаются молчаливому осуждению. Не потому ли так часто, судя по страницам провинциальных газет, не только первые шаги новые авторы стремятся сделать инкогнито, но и в дальнейшем предпочитают скрывать свое подлинное имя за псевдонимом или криптонимом.

В иной районной газете такой поэт – непрошеный гость: поначалу его терпят, потом – посмеиваются, наконец – встреч с ним избегают… Или, в надежде на избавление, печатают, и тогда он продолжает свой путь по коридорам областной печати, обыкновенно возвращаясь ни с чем.

С другой стороны, в провинции успех сейчас имеет поэт средний: не гений и не графоман. Поэзия сколько-нибудь оригинальная (по определению провинциального читателя, «непонятная», «заумная», «философская» ) будит у «эксперта» из районки, разумеется, и у большего её читателя глубокую в себе неуверенность… И куда еще в нашу естественно непонятную жизнь добавлять искусственной непонятности?!

Непонятностей терпят в глубинке там, где они живут не по одиночке: где поэты объединяются в группы и союзы (в Тверской губернии сейчас это – Ржев, Торжок, Конаково, Кимры, отчасти Бежецк). Поэт-одиночка, поэт- «гений» сам по себе явление из ряда вон выходящее. На малых пространствах в провинциальной России явлений не любят: они портят размеренный пейзаж местной жизни, беспокоят напряженное сердце бюрократа.

Поэтам провинции проще, когда они вместе, а еще лучше, когда у них есть лидер, когда есть видимость управляемой культурной жизни, подвластной регистрации чугунным языком годового отчета. В такой годовой отчет, а они, как правило, лучше и дольше всего сохраняются в административных архивах, и войдут ржевские «Истоки» 11 11 ИСТОКИ: сборник стихов ржевских поэтов / Предисл. Г. Степанченко. Ржев, 2000, 138 с., 1000 экз., без ISBN. на исходе века ХХ… Отчеты не горят. Горят скромные сборники поэтов: все равно где – на книжных полках библиотек в руках читателя или никчемными остатками тиражей после ухода их авторов.

Стихи 29 ржевских поэтов собраны в алфавитном порядке под одной обложкой: от вчерашнего школьника Максима Страхова до Юрия Ворожейкина или Прасковьи Смирновой, которую муза посетила на 75 году жизни, от члена Союза писателей Георгия Степанченко до просто состоявшейся поэтессы Любови Соломоновой…

С точки зрения социальной объективности 29 поэтов достойны 29-ти монодиалогов: для каждого – свой. С кочки зрения очевидной субъективности: каждому – по стихам. Да вот еще проблема провинции – с чего начать: с начала, с конца, с середины, открыть книгу наугад или на знакомом имени? Критик может открыть, где угодно. Родственника поэта поведет по этой скромно изданной книге голос крови. А как быть читателю и ценителю поэзии, сколько-нибудь в ней понимающему? Быть может, довериться вкусу и чутью составителей (А. Назарова, С. Смирнова, Г. Степанченко) … Но они, судя по всему, последовали самому простому – местническому – устраивающему всех принципу создания книги.

О, от скольких сомнений и переживаний избавляет составителей сборников и антологий изобретение монахов Кирилла и Мефодия! Но от скольких читателей избавят сборник «Истоки» опыты Ирины Ванчиковой, два слабых сочинения которой его открывают. Они их тех самых – просто о жизни, что иному районному газетчику покажутся сильнее (таково, впрочем, требование времени, а не журналиста) самой профессиональной словесной вязи. Но на 6 странице о той же «…просто жизни» пишет Юрий Ворожейкин…

С Юрия Ворожейкина, собственно, сборник ржевских Поэтов и начинается, впрочем, еще множество раз позже так же внезапно заканчивается на Викторе Воскресенском, Владимире Зуеве, Альбине Королевой и так далее. «Истоки» отчетливо показывают катастрофическую неравноценность поэтического пространства ржевской культуры. Но они показывают и ее развитие, ее все-таки непременно высокое качество. Повторю мысль о географической разорванности тверской культуры, сказанную в самом начале, и об облике провинциального поэта, для верного представления о поэзии которого его нужно непременно знать (ей была посвящена статья «О „мнимой“ литературе и „реальных“ критиках»). В «Истоках» есть стихи слабые и сильные, но именно это говорит о здоровом состоянии ржевской литературы. Ибо если бы мы имели на поверхности ржевской культуры одно, второе громкое имя, то это непременно бы свидетельствовало, если не о кризисе, то о непорядке в местной поэтической жизни. Один сильный поэт для провинциального горизонта – это смертельно… Силы его уходят – и физические и духовные, остаются – пустыри. Если что-нибудь зацветет на них, то в первую очередь чертополохи.