Алексей Янкин - Путь домой идет через болото. Часть 3

– Да, жалко, – Седобородый помолчал немного, – Ну да ладно, продолжай.

– Ну так вот. Перезимовал я с грехом пополам. К счастью, когда еще были патроны, я подстрелил сохатого, да пару кабанчиков. Силки на зайцев ставил. Питался мясом до конца зимы. Из их шкур себе вот одежду пошил. Кость срослась. А затем, когда снег растаял и по тайге можно уже было пройти, я стал пробираться куда глаза глядят. Думал, рано или поздно выйду к людям.

– Ну вот и вышел. – вновь засмеялся веселый Дмитрий. Старший оборвал его смех сердитым кивком.

– А чо-ж тебя товарищи то твои не искали? Не по христиански как-то в лесу бросать свово.

– Да я, думаю, что и искали. Искали, да не нашли. Я и сам виноват. Когда заплутал, надо было остановиться и костер развести, веток туда еловых побольше. Дым бы и увидели. А так, думаю, они меня поискали, поискали да решили, что сгинул я в болоте либо еще где. Я ж сдуру так чесанул, что верст за десять, верно в сторону ушел, пока не опомнился. Спохватился, а поздно уже. Переночевал под елью. На другой день ногу и сломал. После этого дымарь, конечно, жег. Да что толку. Поздно.

– Ты мирской верно? – с презреньем бросил одноглазый Силантий. Он даже не спрашивал, а, скорее, констатировал факт, обвинял. Я, решив что «мирской», это что-то вроде «городского», утвердительно кивнул.

– То-то оно и видно! Мирски и в чистом поле друг дружку растерят. А чтоб еще и помочь один другому, так ни! – он зло сплюнул.

– Ну лады. – седобородый встал. – Таперича с нами пойдешь.

Я, сделав вид, что очень доволен этим его решением, кивнул. И осторожно спросил:

– А вы кто?

Лица у всех как то сразу заострились, взгляды стали подозрительными, цепкими. Наконец, спустя минуты две тягостного молчания, старший сказал:

– Мы люди, православны христяне. Живем в скиту и кормимся тем, что бог пошлет, – при упоминании имени божьего все присутствующие дружно перекрестились и я отметил, что крестятся они двумя пальцами. – Ты теперь тож будешь жить с нами. А там Старец решит, что с тобой делать. То ли в веру истинну обратишься, то ли… – и он неопределенно покрутил ладонью приподнятой руки.

Как то меня этот выбор насторожил. Да и жест бороды не придавал оптимизма. Не для того я ушел из одних тисков, что бы попасть в другие, быть может более цепкие и бездушные. Но виду своим сомненьям постарался не показывать. Что бы скрыть замешательство, спросил:

– Я себя назвал. Как вас мне называть?

– Мы путники. Я, Архип, – он произнес это как «Орхып», – Это мои братья Силантий да Федор, – указал пальцем по очереди на одноглазого и другого, чуть постарше, что интересовался моим ружьем. Это он ранее сидел на бревне и нанизывал мясо на палочки. В слове «Федор» Архип сделал ударение на «о», а первая гласная прозвучала не как «ё», а как «е».

– Эти, сыновья мои, Митяй да Егорша. – веселому Дмитрию едва ли больше восемнадцати. Егор постарше лет на пять, высокий и худой. На ум мне пришло слово «долговязый». Он до сих пор не проронил ни слова. Глаза его умны, но несколько потухши и печальны. Казался он погруженным в какие-то свои, далекие от происходящего, думы.

После краткого знакомства по указанию Архипа мне развязали руки, но лишь затем, что бы тут же скрутить их спереди. Силантий, подняв с земли мою шапку из беличьих хвостов и стряхнув её, нахлобучил мне на голову, предварительно с интересом покрутив в руках. Затем сунул в ладони ломоть настоящего черного хлеба и кусок варенной оленины, после чего обо мне на какое то время забыли. Пока я с удовольствием поглощал угощенье, остальные занимались своими делами. Кто увязывал вещи, кто обрезал с туши лося наиболее лакомые куски мяса и, густо обернув их нарванной тут же крапивой, упаковывал в плетенные из тончайшего луба переметные сумы. Силантий, вырезав из лосиной шкуры большое, почти квадратное полотнище, счистил ножом жир с её внутренней стороны, после чего густо усыпал пеплом и, сложив пополам шерстью наружу, свернул в рулон и так же запихал в одну из сум.

Переметные сумы были очень практичным решением, однако так и не пришедшим мне в голову. Они состояли из двух довольно вместительных, плетенных из полосок луба сумок, соединенных двумя широкими лямками. Когда Федор первым надел на себя суму, я восхитился её гениальной простоте. Один мешок располагался на спине, другой на груди, уравновешивая друг друга, руки же при этом оставались совершенно свободны. Широкие ремни лежали на плечах и очевидно хорошо распределяли вес поклажи на них. Впрочем, я вскоре имел возможность убедиться в этом. Одну из переметных сум без излишнего стеснения взвалили на меня. Моим мнением даже не сочли нужным поинтересоваться. Просто Архип жестом предложил мне встать, а Силантий и Егор без единого слова вскинули суму мне на плечи, словно поклажу на спину верблюду. Я даже присел от неожиданной тяжести. Пожалуй килограмм тридцать. Впрочем и остальные были нагружены не меньше, в том числе и сам седобородый вожак. Полученное путниками на халяву мясо сохатого и его шкура сразу увеличили количество поклажи. Но тут как раз попался и бесплатный носильщик в моем лице.

Через полчаса мы, выстроившись цепочкой, двинулись в путь. Впереди Архип, за ним Федор, Дмитрий, Егор. За Егором я. За моей спиной раздраженно что-то бубнил себе под нос Силантий. Я подумал: «весьма неприятный тип». Идти под таким грузом с непривычки очень тяжело. Всё ждал, когда же мои невольные спутники остановятся на отдых. Но они, казалось, даже не думали об этом. Солнце в зените, а мы все движемся спокойным размеренным шагом. Двигаемся на север. Вскоре я втянулся в общий ритм и даже груз как будто перестал давить на плечи с такой силой. Мы шли то вдоль реки, то удаляясь от нее. Через непродолжительное время вновь выходили к ней. Я понимал, что мы срезаем петли, образованные вихляющим руслом реки. Это говорило о том, что путь моим конвоирам хорошо знаком, хотя признаков какой либо тропы заметно не было.

Часа через два я стал выбиваться из сил. Да и у моих спутников начали проявляться признаки утомления. Тихие разговоры, которые велись поначалу, смолкли. Дыхание становилось всё тяжелее и отрывистее. Наконец, когда солнце стояло уже в самом зените, Архип скомандовал привал. Все с облегчением поснимали переметные сумы и с наслаждением растянулись на высоком берегу реки в жидкой тени нескольких отдельно стоящих сосен. Я так же, не без труда скинув груз, вытянул ноги и мгновенно отдался сну.

Меня растолкали. Я с ужасом подумал, что сейчас опять двинемся в путь. Однако это был долговязый Егор. Он сунул мне в руку флягу, а когда я напился, дал несколько кусочков холодной жареной лосятины. Уныло жуя, заметил, что и все прочие обедают без особого аппетита. Огня не разводили и ничего горячего не готовили. Обходились остатками завтрака. После трапезы все дружно задремали. Лишь Федор остался сидеть, видимо была его очередь нести караульную службу.