Владимир Земша - На переломе эпох. Том 1

Некоторые что-то кричали ему вслед. Влад опустился на крышу, которая напоминала собой жилую комнату. Люди внутри смотрели телевизор. Шёл какой-то балет. Наверное, «Лебединое озеро». Влад оттолкнулся от пола, расслабил тело и стал снова медленно подниматься вверх.

– Горбачёв отстранён от обязанностей по состоянию здоровья! – произнёс мужчина в летах, сидя в кресле.

– Он очень серьезно болен? – спросила его балерина, танцующая в телевизоре.

– Очень больна страна, которой он управляет. Близится крах. Крах всего!

– Товарищ Пуго, но ведь у нас перестройка! – балерина хлопала глазами из телевизора, – ведь у нас расцвет демократии! Ведь это он, тот самый, который и совершил перестройку!

– Милая наивная девушка! – пожилой человек, которого балерина называла Пуго, привстал, – перестройку совершил не он! И то, что вы называете громким словом «демократия», фикция, граничащая с анархией и беззаконием! Страна, огромная страна уже дышит на ладан!..

Тимофеев, плавая, как в невесомости, попытался заговорить, но на него никто не обращал никакого внимания.

Человек, который именовался Пугой, достал из стола пистолет…

Влад вылетел на улицу и услышал за спиной выстрел…

«Вместо тепла – зелень стекла, Вместо огня – дым, из сетки календаря выхвачен день, – громко звучала песня, – Красное солнце сгорает дотла. День догорает с ним. На пылающий город падает тень. Перемен! – требуют наши сердца. Перемен! – требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших слезах, И в пульсации ве-е-ен: «Переме-е-ен! Мы ждем пе-ре-мен!»

– Если бы Ленин был жив! Может и не пришлось бы ничего перестраивать?! – негромко спросил кто-то из соседнего окна.

– Слава богу! Слава богу! Ну, наконец-то отстранили «меченного»! – причитала какая-то бабка на улице.

– Это Андропов начал перестройку. И то оттого, что вся страна этого хотела. Все были недовольны и понимали, что дальше так жить нельзя! – выступал какой-то мужчина.

– Вы арестовали Главу нашего государства! А он дал нам свободу! – перечил ему мужчина с бородкой в очках, – вы хотите лишить нас свободы!

– Свобода, любезнейший, это… да собственно, а что такое свобода?! От чего свободу!? Он продуктов на полках магазинов, от крыши над головой, от порядка на улицах? От чего, любезный?

– Он дал вам, неблагодарным, свободу. Он вас просил об инициативе и творчестве. Он давал вам возможность брать столько свободы, сколько вы сможете унести!

– Да! Точно! И вы, стоящие у «кормушки», этим пользовались! Тащили каждый столько, сколько кто мог заграбастать! Только вот обычные честные люди остались нищими! Перестройкой, уважаемый, нужно управлять. Людьми нужно управлять. Представьте себе, придёт ваш начальник сейчас на работу, и скажет подчинённым, – «делайте что хотите, вы, товарищи, свободны отныне! Хотите – работайте, хотите – спите. Гребите, кто сколько хочет! Кто и как может, а я пошёл!» – что тогда будет?!

– Да вы просто коммуняка! Вы все, коммуняки – фашисты! Красно-коричневые! – рыжеватая бородка нервно затряслась…

Тимофеева покоробила последняя фраза, он попытался возразить, но его язык словно прилип к нёбу. Лишь нечленораздельный шёпот. Рыжебородый посмотрел на него.

– А-а-а-а! Подслушиваешь!? И ты – коммуняка-а-а!? Кругом вы! Не вздохнуть без вас ни пё…ть, – он стал пихать Тимофеева своим скрюченным длинным костлявым пальцем в бок, – … давай, вылезай! Хорош дрыхнуть!

– Тимофеев! Подъём! Хорош «массу топить» [71]! Мы уже в училище! – комод пихал Тимофеева в бок автоматом…

– Таварыш лэтенант! Хотыте, мы Вас тоже сфотографируем!? – рядовой Загиров показал пальцем на маленькую каменную площадку за спиной, ловко балансируя по стене полуразрушенного замка, расположенного напротив полкового полигона, примерно в километре от Ружомберка, в маленькой деревне c чудным именем Ликавка.

– Меня? Я… – Тимофеев замялся. Его явно пробирала дрожь от одной мысли пройти по этой узкой стене, шириной всего в четыре кирпича, с выбоинами. Остатки крепостной стены замка возвышались на вершине горы. С одной из сторон был обрыв. Высоченные сосны внизу смотрели на него своими косматыми пиками, словно ухмыляясь. Почувствовав, видно, нерешительность офицера, Загиров посмотрел на него, не моргая, с едва ехидным прищуром.

– Боитесь, что ли? – Загиров перекинулся взглядом с сержантом Ахмедовым.

– Это ещё почему? Сфотографируюсь! С удовольствием! – Тимофеев покраснел, но, собравшись духом, и совершенно не желая опозориться, решительно стал продвигаться по стене, стараясь не смотреть вниз. Его взгляд был прикован лишь к этой площадке впереди.

– Отлично, товарищ лейтенант! – Загиров сделал пару снимков, всем видом выражая уважение лейтенанту, решившемуся на опасную «фотосессию».

– Товарищ лейтенант, пойдёмте, там есть родник! – предложил Ахмедов, потрясая пустой флягой.

Для этих горцев, аварца Ахмедова и чеченца Загирова, высота была обычным явлением, привычным, видимо, с раннего детства, они не снимали перед ней шляпу, не кланялись ей, лишь выражали сдержанное восхищение, не более, чем резвому объезженному жеребцу.

Тимофеев попытался подняться, но почувствовал, что его зад буквально прирос к камню. Ноги, ставшие словно ватными, отказывались подниматься.

«Зря я сел, – подумал лейтенант, – теперь не встану».

Прóпасть вокруг противно кружила голову, притягивая к себе, словно магнит. Теперь, будучи не в силах встать, он мог карабкаться только лишь на четвереньках, ища опору на четыре точки.

– Товарищ лейтенант! Пойдёмте?! – уже вопросительно повторил Ахмедов.

– Красотища-а! – воскликнул бодро Тимофеев, подняв руки кверху. – Я ещё посижу здесь… давайте, сержант, что замерли?! Идите, стройте роту! Живо! – добавил он суровым тоном, не терпящим сомнений. Когда Загиров с Ахмедовым исчезли с поля зрения, Тимофеев медленно оторвал зад от камня. Стараясь не смотреть вниз, он медленно делал шаг за шагом дрожащими ногами. Пот проступил у него от волнения. «Спокойствие! Только спокойствие!» – бубнил он себе под нос. Да уж, путь назад оказался куда сложнее!

– Тимофеев! Да-ну! У тебя, братишка, что, крыша совсем съехала набекрень? Ты что как обезьяна по стенам лазишь? Бойцам дурной пример подаёшь? – вдруг появился ротный…

– Да вот, окрестностями любуюсь! – лицо Тимофеева могло бы покраснеть, но оно и без того было багровым…

Он сделал последний шаг и спрыгнул со стены.

– Знаешь, с этой площадки, наверное, где ты только что стоял, говорят, бог весть сколько лет назад, некий герцог замочил из лука свою сбежавшую невесту. Вон там, по той долине она бежала от него.