Алексей Янкин - Свобода не воля. Часть 2. Медвежий праздник

– Почему они так медленно все делают? – раздраженно шепчет она Никите, когда рядом никого не оказывается, – Они что, специально тянут время?

– Нет. – охотник улыбается, – Понимаешь, у этих людей… да не только у них… у всех таежников, но у них особенно, ощущение времени другое. Не как в городе. Для них главное – дело сделать хорошо, основательно, а не сделать его как можно быстрее. А время… так, как они считают, куды торопиться то? Ну приду я куда-то не завтра, а сегодня – и что? Что-либо изменится в моей жизни? Вся дичь разбежится? Деревья засохнут? Речка течь перестанет?

– Но неужели они не хотят побыстрее вернуться домой, к семьям?

Никита, отложив в сторону небольшой вещмешок девушки, который чинил в тот момент, пожал плечами. Обтирая друг о дружку ладони, посмотрел вдаль в задумчивости:

– Может и хотят… Не знаю. Живут то лесовики больше сегодняшним днем, не особо задумываясь над тем, что станут делать завтра, послезавтра. То есть примерно-то знают. Но то станется завтра, а сегодня, так это сегодня. Придёт другой день, придут и другие заботы. Зачем думать о тех трудностях, которых пока месть нет? Сегодняшние бы одолеть. Жизнь в тайге тяжела и задумывать что на далёко бессмысленно. Всё скорее иначе скажется, чем казалось. Мы вот даже не можем знать, где вечером на ночь остановимся. Унтары и тот знает о дороге чуток больше нашего, лишь понаслышке. Но главное, мы не знаем, не можем знать, что встретиться нам днём. Хорошо ли идти будем, или упремся в стену каку. Да ты не смотри, что они сдаются такими капушами. Зато люди верные. Настанет пора, проворнее и не сыщешь.

Маргарите осталось только терпеливо ждать. Но о бессмысленной потере, с её точки зрения, столь драгоценного времени, она осталась при своём мнении. Нет, так дела не делаются. Никогда бы её отец не стал тем, кем он стал, если бы не жил наперегонки со временем. Однако ей приходилось смириться и плыть по течению событий. Тем более она понимала – как не сердись на своих друзей, но каждый из них, бросив все свои заботы, не думая о своей безопасности, идёт и решает её и её брата проблему. А ведь они могли просто ткнуть пальцев в сторону и сказать: «туды шагай».

Всему приходит конец. Пришел он и долгим сборам. Двинулись вверх по течению пробегавшей у подножия их холма небольшой, но весьма бурной речушки. Вскоре клокотание воды переросло в рёв и путники уже не слышали друг друга. Приходилось либо кричать, либо обмениваться жестами. Впереди, выбирая тропу, шел Унтары. За ним держались обстоятельный Шеркаги и, не смотря ни на что, веселый Томкага, следом Михаил, который изо всех сил старался показать, что нисколько в выносливости не уступит туземцам. Дальше Касэм-Вай, бывший едва ли года на два старше гостя, чрезвычайно гордый, что его взяли в столь ответственную экспедицию. След в след ему держалась Маргарита, пытавшаяся растопить в себе невольно прокрадывающийся в душу ледок страха. Никита, сопровождаемый верным Лохматым, замыкал шествие. Должность замыкающего не легче должности впередиидущего, поэтому на обе ставились наиболее опытные и выносливые ходоки, обладающие к тому же отменной быстротой в принятии решений. Превосходство Накты, как путешественника, признавали даже туземцы, ибо он проводил время в глуши гораздо больше любого из них. Для него поход был не чем-то выдающимся, а образом жизни, обыденностью. Вся его жизнь являла собой сплошную цепь бродяжничеств, с краткими остановками между ними под какой-либо попавшейся по пути, чаще чужой, чем своей, крышей. Даже зимой он не мог долго усидеть на одном месте и больше ночевал в снегу, чем в кровати. Нередко без костра, соорудив в подходящем снежном наносе небольшую пещерку и загородив снежным же комом вход в нее.

Через час оказались перед темным устьем ущелья, каменистые стены которого отвесно вздымались на головокружительную высоту. Всю его ширину, шагов семь, не больше, занимал водный поток. Обойти ущелье ни слева, ни справа не представлялось возможным, так как неприступные дикие горные кряжи громоздились здесь и с одной и с другой стороны. Склоны их испещрены обрывами и оползнями, покрыты местами то густой, то редкой древесной растительностью самых разных, но большей частью хвойных, пород. Пришлось войти в реку и, оскальзываясь на мелких камнях, запинаясь о большие, помогая себе посохами, пробиваться вверх по течению. Благо глубина большей частью едва достигала лодыжек. Удивительно, но вода не ледяная. Даже, пожалуй, не холодная. Скорее теплая. Очевидно речку, высказала предположение Маргарита, подпитывали горячие источники, о чем свидетельствовал и едва кисловато-солоноватый привкус воды. Томкага, улыбаясь во весь свой щербатый рот, прокричал, стараясь перекрыть шум потока: «А нам, однако, помогают духи. Не злятся видно». Лохматый казался не вполне с этим согласен. Его духи ему явно не благоволили. На мокрого по кончики ушей пса жалко смотреть, шерсть слиплась, бока сотрясались дрожью то ли страха, то ли холода. Никита временами взваливал друга себе на плечи, поверх котомки, и так нес его, пока сам не выбивался из сил.

Временами путникам удавалось останавливаться на небольших сухих каменных выступах, что бы передохнуть и поправить обувь. На каком-то этапе, очевидно миновав горячие ключи, все почувствовали, что вода резко похолодела. Теперь к мукам усталости прибавились и муки холода. Но всё же она не ледяная и терпеть можно. Все были донельзя измотаны ходьбой против бурного клокочущего течения, к тому же вынужденные постоянно взбираясь все выше и выше, поэтому, когда неожиданно вышли из этого бесконечного ущелья, и оказались в неширокой межгорной долине, все как один повалились на зеленую траву там, где стояли и в блаженстве затихли. Лишь Маргарита, приподняв голову, попыталась пошутить, обращаясь к охотнику:

– Может пробежимся, погреемся?

Никита лишь махнул рукой. Даже он, которому такие приключения не внове, с полчаса лежал недвижим, ощущая, как гудящая усталость постепенно оставляет мышцы. Путники один за другим поднимались и, первым делом, снимали обуви, выжимая её и развешивая на палках, воткнутых у разведенного костра, на котором уже булькал чайник.

Никита, несмотря на робкие возражения девушки, стянул с нее кожаные сапоги, вывернув их, повесил сушиться вышеописанным способом, а сам, закатав штанины на посиневших девичьих ногах, принялся энергично растирать голени и ступни, велев Мише делать тоже самое со своими. Маргариту быстро покинуло смущение и она, откинувшись на спину, чувствовала, как по ногам заструилось тепло, а стопы закололо тысячами иголок. От семи пар обуви валил пар и шел своеобразный запах, который, однако, никому не помешал насладиться своей порцией чая. Есть среди дня у туземцев не принято, но чай, совершенно иное. Никита пояснил, что сытый желудок располагает ни к движению, а ко сну, потому и сам он обычно придерживается такой же тактики – немного есть лишь утром и, более плотно, вечером. Питание на каждой стоянке он устраивал исключительно ради своих подопечных. Только тут Маргарита догадалась, сколько хлопот доставляли они с братом этому человеку и какую брешь в его запасах пробивали своими капризами.