Рашида Стикеева - Ключ

Гриша с малолетства знал, что мать всегда буквально тряслась над ним. Потому как потеряла предпоследнего. Лелеяла и холила своего последыша как могла. А как могла?! Сама всё время находилась в состоянии выживания. Он был очень благодарен ей за то, что та оберегала его от всех невзгод трудной крестьянской жизни. Была ему уютным гнездом и защитой одновременно. Ему единственному читала на ночь две чудом оказавшиеся в доме тонкие книжки. Одна с непонятным названием «Козетта», а вторая, с ссохшимися замусоленными краями жёлтых страниц, была вовсе без обложки и названия, только с истёртым блёклым рисунком в начале текста, где Дед-шарманщик шёл с мальчиком сквозь метель.

Калужская крестьянка с четырьмя классами образования, мать очень старалась, чтобы сыну было интересно слушать. Читала медленно, где-то по слогам, где-то нараспев, не торопясь. Всплакнув в местах особо чувствительных и переходя на шёпот в тревожных. Трогательно и искренно переживая все эмоции, связанные с событиями в книжке. У матери с сыном сложились свои, отдельные от семьи, ведомые только им и не ведомые никому больше отношения очень близких людей. Связь эта, как понимал Григорий, строилась на простых законах. Ты обо мне заботишься, помогаешь выжить, а я тебя за это искренне люблю. Отец был человек жёсткий, строгий, неулыбчивый, уверенно управлял семьёй и хозяйством.

Ни для кого не было секретом, что из всей семьи Гриша дружил только с матерью. За отцом наблюдал, сидя опять же у матери на коленях. С остальными братьями и сестрами сосуществовал. Уехав учиться, писал письма только ей. Никого не удостаивал своим вниманием и интересом, не разменивал его на остальных членов большой семьи.

Став взрослым, изредка вспоминая отца, Григорий не раз спрашивал себя: почему тот был суров к жене, к матери девятерых детей? Что такого сделала? И не было у него ответа, кроме как – все так жили! Жизнь в деревне суровая, не до нежностей.

Свою семью, так решил Гриша, будет строить по такому же принципу: жена и дети должны будут бояться и уважать его.

Отец в трудах и заботах не заметил рождения Гришеньки. За всю последнюю беременность жены ни разу не приласкал женщину. Всё больше отмалчивался. Не помнил, как тот вырос. Не горюя, проводил во взрослую жизнь, и, не скорбя, расстался с ним навсегда. После поступления в военное училище младший сын ни разу не приехал в родительский дом.

Надо сказать, родные не переживали и не обижались на него за это. Общения хватало благодаря многочисленному составу семейства. На редкие застольные праздники, когда бывшие дети теперь уже со своими разросшимися семьями накатывали домой, Григорий присылал длинное тёплое послание, адресованное матери, где поименно передавал привет всем своим братьям и сестрам, племянникам и племянницам, а также внучатых родственников не забывал. Адрес, а позднее и телефон всегда обещал выслать позже, после некоторых уточнений.

Письма были искренние, добрые и весёлые. И родственники, обманутые в очередной раз, оставались довольными его отговорками. Служба военного – работа секретная, что тут поделаешь! Никто не был в претензии.

Мать по простоте недоумевала, отчего такая благость?! Отчего такое внимание, избранность, забота со стороны младшенького. Счастливо грелась в лучах этого внимания. Черпала пригоршнями редкую радость и набиралась весёлого здорового духа.

Мария принимала ухаживания Григория, не видя подвоха. Счастливо бегала на свидания и весело кокетничала, не допуская вольностей. Опомнилась, когда Григорий, крепко обняв её, объявил: завтра в загс, не забудь паспорт взять и подружку в качестве свидетельницы.

– А как же мама? – ахнула Маша. – Я не могу вот так… без родительского благословения.

– Ну, хорошо! Мама так мама! Завтра в загс… заявление, и сразу в поезд, в Казань, к тёще.

– Гриша, постой, не торопись! Ты любишь меня? – Маша ждала немедленного ответа.

– Ну, конечно! А как же без этого?! – засмеялся Григорий.

Свадьбу сыграли там же, в Москве, позже, тихую и скромную. Несколько значимых приятелей Григория и две незначительные подружки Машеньки, отобранные им же, Григорием, для столь судьбоносного мероприятия. Из родителей только тёща – Ираида Африкановна, да и та по природе своей была молчалива. Зятя приняла, сдержанно понимая, что её мнение не повлияет на ход событий. Глядя на дочь, скупо улыбалась, предполагая, что дочь не вышла ещё из поры нежного девичества. Как солдатик подчинилась приказу этого сильного строгого человека: замуж так замуж. Слава богу, что человек он положительный, домашний. А там моя девочка привыкнет, куда денется, все так живут.

Была Ираида Африкановна из глубоко верующей семьи. На все Машенькины просьбы рассказать про деда с бабкой отмахивалась и отнекивалась, только по вечерам истово крестилась за упокой души невинно убиенных. Кто были ее родители, откуда и как она оказалась в Казани, вернее, на её окраине. Как удалось окончить медицинское училище? Как попала работать в детскую инфекционную больницу медсестрой? Дочь не знала. Отца Маша тоже не знала и не помнила. Ираида рано осталась вдовой с годовалой Машенькой на руках.

При больничке была бельевая, а при бельевой маленькая утеплённая терраска. Вот в этой бельевой – терраске и жили мать с дочерью. Не строя планы на будущее. После окончания школы Маша поступила в техникум. На чертёжницу. Училась хорошо. Весело. Подруг было много. Ребят – друзей всегда хватало. Матушка всё больше помалкивала да по вечерам читала свои молитвы. Жили дружно, без сложностей. Маша любила мать простым понятным чувством на том простом основании, что это был единственный родной человек. А что ещё должно связывать родных людей – только искренняя привязанность и бескорыстная любовь.

Сколько себя помнила Маша, родительница всегда работала в одной и той же больнице. На краю города. И главный врач у неё был всегда один и тот же – Сан Саныч Седой. Весь серый и унылый от хронической усталости и недосыпа. С остатками пепла дешевых сигарет на рукавах вечно мятого пиджака. Был он одинок, своей заурядной внешностью – впалыми щеками и тяжелым плохо выбритым подбородком – женщин не привлекал. Работал сутками. Нехотя уходил на выходные и праздники.

Никогда Машенька не слышала от матери сетований и жалоб на тяжёлый труд или на неустроенность быта. Утро начиналось с тихого бормотания молитвы, так же день и заканчивался. Днём жили открытым домом: каждый мог зайти, забежать, заглянуть. Вечером терраска закрывалась на нехитрый крючок.

Казалось, никого Ираида не боялась и ничего не боялась. Со всеми могла договориться, по крайней мере, она так говорила. Малого роста, аккуратного сложения. Обыкновенные карие глаза, курносый нос и острый подбородок. Внешность бледновата, конечно, но зато всё ещё блестящие рыжие волосы выбиваются из-под косынки. И часто ловит взгляды Сан Саныча на своём милом лице. Поймав, отворачивалась. Неразговорчивая, но улыбчивая. Похожа была скорее на воспитанную девочку из профессорской семьи.