Антон Самсонов - Курятник

– Только я боюсь, что все что вы сейчас высказали, это было в мой адрес. Диляра Джафаровна Алямова – это я.

Девица потеряла дар речи.

– Господи, – через минуту молчания выдавила она, – простите меня пожалуйста…

Когда Диляра оказалась в кабинете руководителя, то ее убила та безвкусица, с которой был оформлено это помещение. Сам хозяин показал себя с не самой приятной стороны сразу же тем, что был одет в розовый пиджак с ядовито малиновым галстуком. Редкие волосы зачесаны назад и посажены на гель, который блестел подобно слизи. Одеколон хозяина кабинета ударял в нос своей концентрацией сразу при входе.

– Наше учреждение, – вещал мужчина, – очень передовое, семейное. Многие звезды лечатся у нас. Поэтому нам и нужен детский врач с квалификацией. Чтобы мы могли оказывать услуги всей семье… Наши методики самые передовые. Можете ознакомиться с буклетами.

Рассматривая многочисленные сертификаты и документы, Диляра наткнулась на документ, который привлек ее внимание и потом дал понять, что ее ноги в этом центре больше не будет:

– Простите, – спросила она, показывая на сертификат, – это отсюда просто не убрали еще? Или оно случайно тут оказалось.

– О чем вы? – не понял мужчина, – это наш сертифицированный препарат, мы его…

– Простите, – ответила Алямова, – но я-то уж прекрасно знаю, что это за препарат. Потому что читала о том, какие он вызывал побочные действия и отлично осведомлена, что он запрещен. А вы что, работаете с ним?

– Да, – тут мужчина понял, что зря это сказал, – это очень качественный товар…

– Извините, – Диляра окончательно отошла от гипноза камешками, – но в таком случае нам с вами не по пути.

Диляра пересказывала Арсению всю эту историю и кипела от возмущения:

– Эту гадость пустили в производство без внятных клинических испытаний. Шестнадцать женщин потеряли детей траванувшись этой дрянью. А все потому, что фирма разработчик принадлежала военному со связями. И он посчитал правильным оплатить поддельные заключения об испытаниях, чтобы поскорее продать свою химическую ворвань!

– А ты что думала, в сказке живешь? – удивился Арсений, – я так с момента, когда ты описала мне девицу в мини-юбке, сразу понял, что это не клиника, а что-то наипаршивейшее.

– И ради этой клоаки я собиралась бросить моего нынешнего начальника? Я ему позвоню прямо сейчас. Вот домой поднимусь и сразу позвоню…

Арсений поднялся домой. Его встретил Пашка, как обычно в трусах:

– Какие боянистые новости ты мне приготовил на сей раз? – спросил его Арсений.

– Никаких. Я хочу есть, и побольше!

Как правило, эта формулировка обозначала, что ребенок действительно хочет есть очень сильно. А поскольку Арсений никогда не скупился на объем приготовляемых блюд, то за четыре года Пашка серьезно прибавил в весе и повзрослел.

Арсений понял, что надо идти и готовить ужин, благо пришло сообщение от Андрея, что он уже на своем пути домой.

Основным блюдом для обсуждения за столом стала Лиза Оладьина:

– Дура твоя Суворова, – резюмировал Андрей, – закон надо соблюдать в любом случае, независимо от каких-то сентиментов и человеческого отношения.

– Нет, – сказал Арсений, – я с тобой соглашусь, она тут перегибает палку. Но и ее понять надо – она остается на все лето без социального педагога.

– Пусть на время возьмет, – буркнул Андрей, – по договору. Разве это так сложно?

– В нашем случае – да. Не будут нам из бюджета выделять деньги на замену основного сотрудника во время отпуска. Все ведь крутятся как-то. Я вот к примеру, же, подстраиваю свой отпуск под нужды учреждения?

– Это легко говорить «подстраиваю», – недовольно сказал Андрей, – он же у тебя полтора месяца, а не мои жалкие две недели, которые даже выгулять то невозможно.

– Кстати, Андрей Владимирович, – вмешался в разговор с целью смены темы Пашка, – как твои коллеги на сына президента отреагировали.

– А как они могли отреагировать? Не забывай, что там у меня сборище маменькиных сынков, блатных и любовниц лиц разного ранга и масштаба. И они прекрасно понимают всю кухню. Умиляются. Вот что они делают. Слушаю как умиляются и тошно делается. До ужаса. Я им так и сказал, что от их розовых размышлений просто противно становится. Только работать мешают.

Повисла пауза.

– Давайте не будем о них говорить, – сказал недовольно Андрей, – мне неприятно тратить свое время и этот прекрасный ужин на пустое место. Все эти коллеги просто набор неудачников, они превозносят власть. А меня она раздражает, вы же знаете.

– Знаем, – сказал Арсений, – есть одна вещь, которую ты должен знать. И я прошу тебя пообещать мне, что ты не будешь ругаться сильно.

У Андрея на мгновение замерло сердце и остановилось дыхание. По спине пробежала легкая дрожь. Он очень боялся, когда Арсений начинал разговор с подобных предисловий. Андрей спокойно положил на стол вилку, чтобы невзначай не запустить ее в соседа и сказал:

– Так, что у нас произошло на сей раз?

Повисла пауза.

– Ты помнишь, я сегодня тебе звонил, – заговорил Арсений, – когда спрашивал, когда ты приедешь, обещал, что мясо приготовлю.

Андрей нутром чуял, что сейчас из всего этого вылезет нечто, что только подстегнет его и без того бурлящее возмущение.

– Мой разговор подслушала Светлана Багрицкая. Мне пришлось ей все рассказать.

Андрей схватил вилку и вцепился в нее, не поднимая со стола. Внутри у него все клокотало от паники. И что теперь делать? Сколько еще людей в результате всего этого узнают всю правду как она есть?! Вот она, любовь и ненависть в чистом виде. Она объединяется и на уровне чувств оказывается втянута в дикую борьбу. Хочется играть дальше? Так играй. Андрей выдохнул…

А тем временем, где-то курица нашла очень уютное и теплое местечко…

Вот оно это состояние неприятного раздражения, переливающееся в глубокую и жестокую ненависть. То, что может открыть в тебе потаенные способности и продемонстрировать всем твое другое, второе лицо, которое скрываешь и пытаешься ни в коем случае не показывать тем, кому оно не предназначено. Потому что именно оно, возможно и является истинным. Андрея продолжали обуревать мысли не самого приятного и радостного характера. Он недовольно процедил сквозь зубы:

– Сколько раз. Я. Тебя. Просил, чтобы ты был осторожен, когда звонишь мне. Сколько раз? – его тон был сдержанным, но по излишней натянутости совершенно очевидно, что еще немного и Ефремов сорвется на такой бешеный крик, что все кончится битой посудой и тумбочкой между кроватками.