Анна Анакина - На краю обрыва…

Пока жена ходила беременной, Павел всегда сам забирал ведро с молоком. Да и потом, после родов. И сейчас не стоило поднимать Галке тяжести, и так за две недели без него натаскалась вёдер да тазов. Павел нехотя встал и не в силах отвести взгляд от девочки, сказал, что скоро вернётся и, боясь, как бы ни броситься обратно на кровать, резко повернулся и вышел из комнаты.

Думая о том, что Галка уже подоила корову, он, обуваясь, посмотрел в окно. Выйдя во двор, потянулся, с улыбкой подумав о предстоящей ночи, и направился к стайке.

Секунда перевернула всю его жизнь.

Друг, брат, тот, кому он верил, как самому себе… насиловал его жену. Его Галку. Маленькая женщина не в силах была вырваться. Она только и смогла закричать, увернувшись от грубых и ненавистных губ соседа.

Павел метнулся к ним. Отшвырнул в сторону бывшего друга и бросился избивать, ломая тому нос, выбивая зубы, кроша всё, что попадалось под кулаки. Одно желание сейчас владело Павлом – убить.

На шум сбежались все домочадцы. Свекровь бросилась к Галке. Иван Савельич попытался оттащить сына одной рукой. Но Павел не чувствовал и не слышал ничего. Желание убить затмевало всё. Одиннадцатилетняя сестра – Маринка – пронзительно кричала, не осознавая до конца, что произошло. Её больше всего испугало поведение брата. Всегда такой добрый, ласковый, ни разу не крикнувший, ни на мать, ни на неё, ни на Галку, он жестоко, страшно избивал Сашку. Их Сашку, которого и Марина всегда считала братом.

Крик сестры вывел Павла из состояния, превратившего его в зверя. Он обернулся, ненадолго замерев. Иван Савельевич, воспользовавшись этим, стал отталкивать сына от лежащего без сознания Сашки. Марина, прижав кулачки ко рту, со страхом смотрела на брата.

– Маринушка! – протянул Павел к ней руку, измазанную Сашкиной кровью, но та, испугавшись ещё сильнее, отскочила в сторону. Арина Фроловна прижала к себе дочь, отмахнувшись от сына, и, успокаивая, повела в дом. Павел обернулся к Галке. Та с испугом смотрела на него. Никогда она не видела Павла таким. Он, выдохнув, сильно встряхнул головой, словно хотел избавиться от той ненависти, что пеленой окутала его, пугая родных. Потом бросился к жене и, подхватив на руки, понёс из стайки. На шее Галины, из небольшой ранки проступала кровь. Сашка перестарался и прокусил кожу. Вид этих тёмных, почти свернувшихся капель, заставил Павла остановиться, но, сделав пару глубоких вдохов, он понял, что больше Сашки Еремеева для него не существует. Нет такого человека на Земле, и не стоит возвращаться к тому куску дерьма, что валялось в углу стайки.

Павел, не задавая вопросов, помог жене помыться, потом сжёг в бане её вещи, чтобы ничего не напоминало об этом дне. И никогда, ни единым словом, не обмолвился о том, что случилось. Он словно выкинул всё из своей памяти. Хотя иногда память всё же приоткрывалась. Будто острый клинок медленно проникал в сердце, поворачиваясь там несколько раз, заставляя Павла лишь крепче сжимать зубы и вспоминать что-то хорошее, заглушая боль радостью. Их первый поцелуй с Галкой, первую брачную ночь, когда совсем неумелый парень ласково, боясь сделать что-то не так, впервые прикасался к обнажённому телу любимой. Вспоминал рождение Натахи. Вспоминал всё, что входило в круг счастья, а плохого…

Плохого в жизни Павла просто не существовало, как не существовал больше и сам Сашка.

Прибежавшая тогда на шум Ольга – мать Сашки, без расспросов поняла, что произошло. С трудом она приподняла сына и с мольбой посмотрела на Ивана, но наткнулась лишь на пустоту. Отец Павла, не сказав ни слова, будто и не было перед ним никого, отвернулся и ушёл. Выйдя во двор, Иван закурил, вспоминая погибшего друга. Как же так случилось? Где он проглядел? Как не уберёг Сашку? И он виноват в том, что случилось. Ведь обещал Виктору, если что… не бросить его сына, воспитать хорошим человеком. А вон как всё обернулось.

– Чё ето там у вас случиласи? Чёго все оруть-то?

Вопрос соседской снохи заставил Ивана вздрогнуть и отвлечься от раздумий. Он посмотрел на Любку, стоявшую за забором, разделявшим их дворы. Та, стараясь хоть что-то рассмотреть, сильно вытягивала шею и даже привстала на носки. Но стайка находилась за домом, и любопытной молодухе никак не удавалось понять, что же, такое произошло у соседей?

– Ну чёго это ты животом-то ограду подпирашь?! Навалилась, як боров. Не ровён час опеть сломаш! – подходя, поругался на неё Иван. – Ведь только поправил Пашка её, а ты опеть прилипла як бурьян. Ишь, устроила тут гледень!* Иди-ка лучше в дом! Не твого ето ума дело.

– А вы мене не указывайте. Я у себя во дворе стою, куда хочу, туда и зырю.

– Любка! А ну, подь сюды! – крикнул выглянувший из дверей своего дома Степан – свёкор молодухи.

– Ну, чё-о-о? – попыталась возмутиться та.

– А не чё. Спать пора! – погрозил он ей кулаком.

Любка нехотя, постоянно оборачиваясь, стараясь хоть что-то увидеть, пошла к дому. Степан, пропустил её в дверь и в сердцах шлёпнул по заду. Та дёрнулась и что-то буркнула себе под нос. Сосед вышел во двор и направился к Ивану.

– Дал же Бог сноху, врагу не пожелашь! – подходя к забору, рассержено сказал он.

– Как там Егор-то? – решил спросить Иван о сыне соседа, стараясь не думать о том, что случилось в его семье.

– Служить. В Казахстан отправили. Оставил нам… подарочек, – кивнул он в сторону своего дома. – Ему тама сейчас легче, чем нама тута.

– Ну, могёть родить, да и некогда будеть за соседями подглядывать.

– Ой, не знаю. Только и делат, что сплетни собират. Все уши прожужжить за вечер. Хорошо хоть днём её не вижу. А батю, прям замучила. Хоть бы и правда скорее уж родила.

– А скоро?

– Да вроде ужо все сроки вышли. Вчерась в район её возил, да возвернули. Посмотрели, сказали ешшо недельку погодить.

– Ну, дай-то Бог всё нормально будеть.

– Да, какой тута нормально, – обречённо махнул рукой Степан и пошёл обратно в дом.

Плача и ругая себя, что не смогла правильно вырастить сына, Ольга с трудом вытащила Сашку из стайки. На воздухе тот пришёл в себя и, плохо понимая, что произошло, посмотрел на мать. Страшный, пустой взгляд. Душа словно покинула Сашку ещё до его смерти. В этот миг Ольга поняла, что сын уже никогда не станет прежним.

Две недели он провалялся в кровати, постоянно теряя сознания. Дышал Сашка, с трудом, постоянно вскрикивая. И по ночам, если засыпал, то начинал стонать, пугая этим Ольгу. Поминала она, что не только синяки на теле виноваты в таких болях, а, может, что-то ещё и сломано у него там внутри. Да помочь не знала как. Постепенно и синяки на теле, и чёрные круги вокруг глаз, и ссадины сошли. На разбитых участках образовались грубые корки. Лицо, потеряв прежнюю красоту, медленно заживало. И повреждённый глаз, и рассеченная бровь, и перебитый распухший нос, и разорванная губа – всё хоть и медленно, но приходило в норму, только вот душа, казалось, уже не способна залечить себя. Именно ей нанесли самую сильную рану. И не друг, готовый убить, а та, о которой всегда и мечтал Сашка, даже сейчас. Может, приди она попроведовать или повиниться и простил бы он…