Екатерина Сереброва - В заячьей норе

– Что за девчачьи игры? – доносится до мальчика холодный голос отца, что отдается презрением.

– Милый, Левушка еще мал, понимаешь, – робко объясняет его жена.

– Так на это я и покупаю ему солдатиков, машинки, приставку, но не ЭТО, – отец смотрит на коляску, куклы с нескрываемым презрением, кривит губы. Он и к детям-то не приближается, стоит в стороне, на асфальтированной части. Юлия отряхивает от песка костюмчик, берет Леву за руку и молча подходит к нему.

– Извини, – лепечет жена.

Левушка вдруг хнычет и требует вернуть его обратно. Юлия старается угомонить обычно тихого и кроткого мальчишку, но не выходит. Лева тянет ее за руку, плачет громче. Наконец, нервы сдают у отца. Он резко выхватывает его ладошку у матери, привлекает к себе и грозно, пристально всматривается. Так, что у Льва сперва уходит с лица обида, а потом он не в силах противостоять волне страха, окутывающей мальчонку. Детское упрямство еще где-то колотится внутри, но ощущение опасности, энергетика отца не дают Лёве шанса усомниться в серьезности ситуации.

– Запомни меня, Лев, – отчеканивает Вячеслав Юрьевич, – ты вырастешь сильным, мужественным, достойным продолжателем рода. Мне не нужен слабый наследник, – смысл слов едва ли доходит до ребенка, но он завороженно слушает, выпучив глаза. Крепкая ладонь, к тому же, прочно удерживает его на месте. – А потому я не позволю, слышишь, якшаться с оборванками вроде нее.

Беспалов определенно не боится быть услышанным: мама девочки, на которую с отвращением смотрит он, бросает на него враждебный взгляд, полный возмущения. Вячеслав Юрьевич остается непоколебим и суров.

– И никаких посторонних игр, всех этих женских штучек. Ты – мужчина.

– Па, поши домой? – писклявым, детским голоском отзывается Лев. Отец тяжело вздыхает.

– Идем, – кивает, наконец.

– А ты покачаешь меня на качельке? – с надеждой вопрошает Левушка.

– Ты не слышал меня?! – вдруг приходит в ярость отец.

Мама кидается в защиту сына и с трудом, но отбирает у него Левку, который теперь и вправду напуган тоном папы.

– Да что с тобой? – не понимает Юлия.

– Твари, – выплевывает куда-то в сторону Вячеслав Юрьевич и быстрым шагом удаляется. Мама с сыном семенят сзади, Левка крепко сжимает ее ладонь.

Тринадцатилетний Лев смотрит на отца более затравленно, чем тогда, потому что осознает в полной мере свой проступок.

– Няньки и твоя мать вконец испортили тебя, – разочаровано произносит Беспалов, чуть прибавив жесткому взгляду мягкости. – Ты совершенно не приспособлен. Из тебя не выйдет хорошего бизнесмена, – качает головой он.

– И к счастью, – выдыхает Лев, не сразу сообразив, что сказал это вслух. Бровь отца взмывает вверх: тонкое движение, но крайне опасное свидетельство буйного недовольства.

– К счастью? – уточняет он.

– Ну да, – тихо подтверждает Лев. – Я не люблю риск и власть. Скажи, а… м… правда, что ты занимаешься не очень хорошими делами? Не в ресторане, а на ферме, – не глядя на Беспалова, решается спросить подросток.

Секунду Льву кажется, что отец реально пришибет его за такие вопросы и признания. Сам в шоке от своей смелости, но вопрос задан, его не вернуть.

– И много ты слышал? – сузив глаза, спрашивает отец.

– Клянусь, я не нарочно! – выпаливает он.

Отец многозначительно молчит, шумно вдыхая и выдыхая.

– Иногда приходится делать что-то, чего ты не желаешь, – поразительно спокойно отвечает он. – Либо думать, что тебе это нужно, рваться завладеть, но в конечном счете отказаться. А еще бывает, что и дело так себе, и отказаться от него тебе не дают.

Отвлеченные разговоры вроде этого, один на один с сыном – удивительная роскошь для Левы. Он проглатывает страх и на время опять стремится к близости с отцом.

– Но разве ты не настолько могущественен, чтобы кто-то мог тебя заставить?

– Есть силы, – кивает Беспалов со злой усмешкой. – Но они не дождутся, что я склоню перед ними колени, сынок. Может, и хорошо, что ты не любишь власть – будет легче пробиваться. Кем ты хочешь стать? В этом году ты идешь, наконец, в хорошую школу.

– Да, на лингвистический профиль. Я бы занялся юриспруденцией, папа.

– Да, неплохо, – в его словах одобрение, наконец, впервые за тринадцать лет. – Все же не понимаю, почему в этой школе дурацкие правила – принимать только в восьмые классы. Не пришлось бы тебе тогда учиться с обормотами и увальнями. И все ведь мать твоя, не позволила отдать в Западную школу, – вздыхает и хмурится. От мягкости не остается следа.

– Так уж вышло, – растеряно говорит Лев, который сам истерично упрашивал маму отстоять его право обучаться в родном городе, а не черте где. Только тут за спиной всегда авторитет и власть отца, а там он был бы предоставлен сам себе.

– Вышло, – опять вздыхает Беспалов-старший. – Ладно, иди. Скоро педагог по музыке придет.

– Конечно, папа.

Вячеслав Юрьевич в задумчивости разворачивается и опять уходит в свой кабинет. Лев в прострации осматривает просторный холл: господи, как он боялся безграничного пространства этого огромного домища! Всюду казались призраки. К счастью, теперь он полностью привык к дому, его оглушающей тишине и пустоте. Лева и сам как тень, бесшумен и тих. Но он чувствует, что в новой школе таким паинькой не будет. В младших классах над Левкой подтрунивали, толкали, недолюбливали. Все его скудные навыки борьбы катились коту под хвост, когда сразу несколько оголтелых крепышей несутся на тебя с другого конца коридора…

Ох, держите его семеро, и оторвется же богатенький наследничек на новых одноклассничках! Там нельзя показывать слабый характер, а сразу надо показать, где его место. Наконец-то, деньги, статус отца реально играют весомую роль. Собственный дар красноречия поможет ему обрести нужных «друзей» рядом – и вперед.

На улице весна – время всеобщего расцветания, лучистого тепла, так долгожданного после долгой сибирской зимы. В воздухе витают запахи свежей травы, птички щебечут, листья на деревьях радуют своей зеленой листвой.

Но для Вероники весна – мрачное время. Слякоть, тающие слишком тягуче и медленно сосульки, грязь – слишком явные недостатки весны. Ника не очень любит и лето из-за жары, хотя не против каникул, вовсе не являясь типичной зубрилой, как думают в школе. Ей важно, что летом больше времени для писательства. Осень навевает депрессивное настроение, которое и так слишком часто, а зима… Зима немножко удручает своим однообразием, но притягивает все же сильнее, чем любое другое время года. Весна – нечто среднее по ощущениям.

Только не сейчас. Эта весна приносит слишком много неприятных вещей.

Сперва у Ники не ладится с любимой химией, она путает формулы и неправильно выполняет практические, словно к окончанию школы напрочь утратила все свои способности в этом предмете. Но ей принципиально получить по химии итоговую «пять», потому что за тот год Вероника по большому недоразумению схлопотала по ней «тройку». И она немало трудится после уроков, лишь бы вернуть утраченное. Но гораздо больше Серебрянкина боится завалить алгебру – вот уж что ей никогда не давалось легко. Просиживая в престижной школе подчас до пяти пар кряду, она бледной тенью посещает дополнительные занятия по математике, химии и один раз в неделю ходит на факультатив по психологии. Собственные проблемы и аномалии пугают меньше, чем в тринадцать лет, когда они впервые осознались, но с факультативом жизнь определенно пошла чуть легче. Яснее, что ли.