Антон Самсонов - Курятник. Вторая часть продолжения романа «Сын Президента»

– Это все равно, что положить в руку ребенку пистолет, объяснить, как им пользоваться и показать, кого следует убить… И никто ничего не докажет… Твой Арсений был болен, и ты это знал. Почему ты не помог ему? Почему не вернулся?

– Я не верил! И в этом твоя вина. Кто регулярно выдергивал меня из города по любому предлогу, связанному со здоровьем? Сама вспомни, сколько раз за последний год я приезжал сюда или домой, потому что мне сообщали, что «мама при смерти», «мама умирает». Я поэтому посчитал, что он тоже спекулирует своим заболеванием. Да, я ошибся. Но в том, что во мне было это сомнение виновата ты…

– Да как ты можешь? Хочешь сказать, что я убийца, как и ты? Даже если и так, то моя вина меньше. Так как мне не было известно всей правды.

– Я тоже не знал, что Виолетта проститутка…

– По-моему, если мать спокойно бросает сына на попечение малознакомых людей и оставляет его на четыре года можно успеть понять, что это за мать и каких эпитетов она достойна? Но ты же не будешь меня убеждать в том, что ты не ожидал той реакции, какая была у Арсения. Ведь так?

– Буду…

– Прекрати врать, хотя бы сейчас. Хватит. Если ты прожил столько лет с человеком, то должен такие вещи легко просчитывать…

– Да. Я положился на удачу и на то, что он преувеличивал слабость своего здоровья. И я это делал потому, что под действием всех ваших бесконечных разговоров, хотел стать нормальным. При этом понимая, что не смогу себя перепрограммировать! Я таким родился! И это ты меня родила с подобным отклонением. Так что не надо тоже от горячего отказываться. Твоих гвоздей в тех гробах тоже достаточно, и поэтому тебе сейчас так неприятно!

– И это мой сын, которого я любила больше жизни, – тут Инна Васильевна поняла, что ей становится хуже и дернула шнурок вызова медсестры, – уходи отсюда.

– Нет, мы договорим, – настаивал Андрей.

– Уходи немедленно, – закричала Ефремова срываясь на хрип. Она попыталась встать с кровати и снова закричала, – Вон отсюда!

На крики прибежал Владимир, вскоре появилась медсестра.

– Что ты наговорил матери, – возмутился отец.

– Вова, пусть он уйдет, – кричала Инна.

Андрей остановился посреди распахнутой двери. Инна Васильевна отключилась. Медсестра побежала за санитарами, те быстро пригнали носилки и увезли Ефремову в реанимацию…

Андрей стоял возле плотного стекла, отделявшего коридор от реанимационной комнаты. Его мать лежала без сознания, вся опутанная сетью различных проводов, аппаратов… К Ефремову подошел отец:

– Ты можешь быть доволен содеянным, – сказал он, – твоя мать может быть парализована от второго инфаркта. Есть вероятность, что она никогда не выйдет из этого состояния… Что тебе мешало сразу ей признаться?

– Тебе не понять, – процедил Андрей сквозь зубы и тут почувствовал вибрацию телефона. Пришло сообщение. Он открыл его и прочел:

«А теперь ты не хочешь попросить у мамочки справку об истинности ее заболевания?»

* * *

В этот сумасшедший, во всех отношениях день, Регина, по своему обыкновению проснулась рано утром. Приготовила и обслужила завтрак, после чего убрала и вымыла всю посуду и занялась уборкой. Легкое недомогание, которое посетило ее в момент езды на пылесосе по гостиной, показалось чем-то временным и, скорее всего, проходящим.

Казалось, что пыли в этот день было как-то особенно много, а сам процесс тянулся, подобно тяжелой и липкой массе. Организм требовал отдыха, и минуты становились тяжелыми и тягучими, подобно вареной карамели. Вдобавок по какой-то не самой приятной и адекватной причине, навязчивые боли в пояснице не желали ее отпускать. К вечеру они усилились настолько, что гувернантка с трудом передвигалась. На ее счастье вся семья ужинала за пределами квартиры, благодаря чему удалось отдохнуть.

В одиннадцатом часу приехали Максим с Женей и Сашка. Они по обыкновению добыли в холодильнике пиво и вяленого осьминога и расположились для обсуждения предстоящей бурной деятельности. В какой-то момент Максим сказал:

– Я что-то достаточно уже принял, пойду налью морс.

Вернувшись с кухни, он озадаченно отметил:

– Регины нет. Она, вроде бы, всегда нас дожидается, прежде чем лечь.

– А сегодня не стала, – заметила Женя, – мы же звонили и предупредили, что не знаем, когда вернемся.

– Это верно, – согласился Максим, – но все же очень странно.

– Пойди и проверь у нее в комнате, – сказала Женя.

Максим последовал ее совету и буквально через несколько мгновений его беспомощный крик потряс всю квартиру:

– Регина, что с тобой?

Сашка и Женя как по команде вскочили со своих мест и побежали в комнату кухарки. Та лежала на полу, была в сознании, лицо казалось немного бледным, а выражение испуганным. Встать с пола самостоятельно она не могла:

– Проклятая поясница, – говорила она, – за что мне такое наказание? С утра сегодня как затянуло, так и не хочет отпускать. Проклятье. Максим, найди мне гель в холодильнике, спину намажь. К утру пройдет.

– Сейчас сделаю, – ответил Максим.

– Только попробуй! Вы тоже не девочка, чтобы спасаться мазями. А если это не мышечное, а почки?

– Сроду проблем с ними не было!

– А если появились? Нет уж. Я вызываю скорую, – скомандовала Женя и взяла трубку городского телефона, – мы срочно едем в больницу! И почему в этом доме единственным здравомыслящим существом в экстренных ситуациях оказывается беременная женщина, которая готова реагировать на все без паники…

А молодой бройлер все продолжал и продолжал набирать вес. С его стороны это было очень рискованно…

Семейный ужин продолжал ионизировать воздух. Частицы газа вращались по комнате, постоянно перескакивая через мысленные электрические разряды. Молекулы быстро разгонялись, и те, которым не удавалось вовремя проскочить в нужном направлении, лопались испуская приятный запах. Арсений и Ирина Иосифовна стоили друг друга, и потому подобная странная словесная дуэль была особенно яркой и неподражаемой. Мать не хотела говорить сыну в лицо о том, что она уверена в его откровенной слабости. Арсений же продолжал убеждать себя в обратном. Хотя даже тот факт, что он снова завел себе змею, чего не позволял себе пять лет из-за фобии Андрея к рептилиям, указывал на внутреннюю боязнь Савельева, допущение того, что этого человека можно вернуть назад. Ирина Иосифовна про себя отлично знала, что змеи будут очень скоро проданы, как только Ефремов нарисуется на пороге этой дорогой и стильной квартиры в фешенебельной жилой башне.